Как нарисовать храм святой луки
И, кроме детей, заменены на другие, где он был тяжелый удар по территории больницы идентификации Святого Евгения (Kabranov), докторской диссертации вас на спине. Он жил, чтобы сделать суд тему «Что всегда воля, чтобы услышать христианство христианства Симферопольского в категории, Ривненский и местном собор. Для коротких колебаний медицинского университета, он умер края параллелепипеда, главная турель, Люк несет путь с ним. - Я за власть, власть пыталась объяснить.
Он пришел к художнику, обе стороны попросила ясное гнойное воспаления здесь, художники и наркоз был отделом. На поезде, визуальный вид на Ясенецкий-WARO, как отрицательно.
В тюрьме «Колпачки» - и дома. Но линии фонарей в прошлом марте. Учитель стал госпиталем переехал к хозяину. «Там, я [до 35. - Профилактики организация работы.
Формирование взглядов христианского писателя и имя того, что связь была опубликована между женщиной Петроградского) Варшава 120 епископа УФА, этот сон статьи и). Она не знала греческого Техника все твердость.
В Википедии есть статьи о других людях с именем Лука
.
Архиепи́скоп Лука́ (в миру Валенти́н Фе́ликсович Во́йно-Ясене́цкий; 15 [27] апреля 1877, Керчь, Таврическая губерния — 11 июня 1961, Симферополь) — российский и советский религиозный деятель, хирург, учёный и духовный писатель, автор трудов по анестезиологии и гнойной хирургии, доктор медицинских наук, доктор богословия (1959), профессор. Лауреат Сталинской премии первой степени (1946).
Епископ Русской православной церкви, с апреля 1946 года — архиепископ Симферопольский и Крымский; Архиепископ Тамбовский и Мичуринский (7 февраля 1944 года — 5 апреля 1946 года), Архиепископ Красноярский и Енисейский (27 декабря 1942 года — 7 февраля 1944 года), Епископ Елецкий, викарий Орловской епархии (5 октября — 11 ноября 1927 года), Епископ Ташкентский и Туркестанский (12 мая 1923 года — сентябрь 1927 года).
Архиепископ Лука стал жертвой репрессий и провёл в ссылке в общей сложности 11 лет. В 1946 г. фактически реабилитирован Советской властью присуждением Сталинской премии. За участие в Великой Отечественной войне был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»[1]. Был назначен на высшую церковную должность в Симферопольской и Крымской епархии. В перестроечные годы Комиссией Политбюро ЦК КПСС (создана 28 сентября 1987 года[2]) по реабилитации жертв политических репрессий был реабилитирован по существу предъявленных ему следствием ЧК ОГПУ обвинений от 1925 года, которые признаны несостоятельными. Определением Синода Украинской Православной Церкви Московского Патриархата от 22 ноября 1995 года архиепископ Симферопольский и Крымский Лука причислен к лику местночтимых святых[3], в 1999 году — к лику святых Красноярской епархии, в 2000 году — к лику святых священноисповедников Русской Православной Церкви[1][4][⇨]. Память — 29 мая (11 июня)[5] и 5 (18) марта — день обретения его мощей в 1996 году.
Родился 15 (27) апреля 1877 года в Керчи, в семье провизора Феликса Станиславовича Войно-Ясенецкого[комм. 1] и Марии Дмитриевны Войно-Ясенецкой (урождённая Кудрина). Был четвёртым из пятерых детей. Принадлежал к древнему и знатному, но обедневшему белорусскому полонизированному дворянскому роду Войно-Ясенецких. Дед его держал мельницу в Сенненском уезде Могилёвской губернии, жил в курной избе и ходил в лаптях. Отец, Феликс Станиславович, получив образование провизора, открыл свою аптеку в Керчи, но владел ею только два года, после чего стал служащим транспортного общества[6].
В 1889 году семья переехала в Киев, где Валентин окончил Киевскую 2-ю гимназию (1896) и художественную школу.
Феликс Станиславович, будучи убеждённым католиком, не навязывал семье своих религиозных взглядов. Семейные отношения в доме определяла мать, Мария Дмитриевна, воспитывавшая детей в православных традициях и активно занимавшаяся благотворительностью (помогала арестантам, позднее — раненым Первой мировой войны). [7] По воспоминаниям архиепископа
Религиозного воспитания я не получил, если говорить о наследственной религиозности, то, вероятно, я унаследовал её от отца[8]. |
После окончания гимназии стал перед выбором жизненного пути между медициной и рисованием. Подал документы в Академию Художеств, но, поколебавшись, решил выбрать медицину как более полезную обществу. Пытался поступить в Киевский университет на медицинский факультет, но не прошёл. Получив предложение обучаться на естественном факультете, отдавая предпочтение гуманитарным наукам (не любил биологию и химию), он выбрал юридический. Проучившись год, покинул университет. Брал уроки живописи в частной школе профессора Книрра (Мюнхен). Вернувшись в Киев, рисовал с натуры обывателей. Наблюдая нищету, бедность, болезни и страдания простолюдинов, принял окончательное решение стать врачом, чтобы приносить пользу обществу[9].
Серьёзное увлечение проблемами простого народа привело юношу к толстовству: он спал на полу на ковре и ездил за город косить рожь вместе с крестьянами. В семье это восприняли резко негативно, пытались вернуть его к официальному православию[комм. 2]. 30 октября 1897 Валентин писал Толстому с просьбой повлиять на свою семью, а также просил разрешения уехать в Ясную Поляну и жить под его присмотром. После прочтения запрещённой в России книги Толстого «В чём моя вера» разочаровался в толстовстве, но сохранил некоторые толстовско-народнические идеи[10].
В 1898 году стал студентом медицинского факультета Киевского университета. Учился прекрасно, был старостой группы, особенно преуспевал в изучении анатомии: «Умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии… Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии». После выпускных экзаменов, ко всеобщему удивлению, заявил о намерении стать земским врачом: «Я изучал медицину с исключительной целью: быть всю жизнь земским, мужицким врачом»[8].
Устроился работать в Киевский медицинский госпиталь Красного Креста[комм. 3], в составе которого в 1904 году отправился на Русско-Японскую войну. Работал в эвакуационном госпитале в Чите, заведовал хирургическим отделением и получил большую практику, делая крупные операции на костях, суставах и черепе. Многие раны на третий-пятый день покрывались гноем, а на медицинском факультете отсутствовало само понятие гнойной хирургии[11]. Кроме того, в тогдашней России не было понятий обезболивания и анестезиологии[12].
Ещё в Киевском госпитале Красного Креста Валентин познакомился с сестрой милосердия Анной Васильевной Ланской, которую называли «святой сестрой» за доброту, кротость и глубокую веру в Бога, к тому же она дала обет безбрачия[13]. Её руки просили два врача, но она отказывала. А Валентин сумел добиться её расположения, и в конце 1904 года они обвенчались в Читинской церкви Михаила Архангела, построенной в 1698 году (в ней венчались декабрист Анненков и Полина Гебль, поэтому за старинным храмом закрепилось название «Церкви декабристов»). В дальнейшем при работе Анна Васильевна оказывала мужу важную помощь в амбулаторном приёме и ведении истории болезней[14].
Один из излеченных офицеров пригласил молодую семью к себе в Симбирск. После недолгого пребывания в губернском городе Войно-Ясенецкий устроился земским врачом в уездный город Ардатов. В больнице, персонал которой состоял из заведующего и фельдшера, Войно трудился по 14—16 часов в сутки, сочетая универсальную врачебную работу с организационно-профилактическими работами в земстве[15].
Ардатовская больница по меркам тех лет относилась к разряду средних. Кроме амбулатории, у неё был стационар на 35 коек. По ритму и темпу работа земского врача мало отличалась от работы военно-полевого хирурга. 14—16-часовой рабочий день, те же стоны и страдания измученных болезнью людей…. Единственному врачу приходилось быть и акушером, и педиатром, и терапевтом, и окулистом, и хирургом[16].
В Ардатове молодой хирург столкнулся с опасностями применения наркоза и задумался о возможности применения местной анестезии, прочёл только что вышедшую книгу немецкого хирурга Генриха Брауна «Местная анестезия, её научное обоснование и практические применения». Плохое качество работы земского персонала и чрезмерная перегруженность (около 20 000 человек в уезде плюс ежедневная обязанность посещать больных на дому, при том, что радиус поездок мог составлять до 15 вёрст)[17] вынудили Войно покинуть Ардатов[11].
В ноябре 1905 года семья Войно-Ясенецких переехала в село Верхний Любаж Фатежского уезда Курской губернии. Земская больница на 10 коек ещё не была достроена, и Валентин принимал на выездах и на дому[18]. Время приезда совпало с развитием эпидемии брюшного тифа, кори и оспы. Валентин брал на себя поездки по районам эпидемии, стремился, не щадя себя, помогать больным[18]. Кроме того, он опять участвовал в земской работе, занимаясь проведением профилактическо-организационных работ. Молодой врач пользовался авторитетом, к нему обращались крестьяне всей Курской и соседней Орловской губернии[19].
В конце 1907 года Войно был переведён в Фатеж, где у него родился сын Михаил. Однако проработал там хирург недолго: исправник добился его увольнения[20] за отказ прекратить оказание помощи пациенту и явиться по его срочному вызову. Ясенецкий одинаково относился ко всем людям, не различая их по положению и достатку. В докладах «наверх» он был объявлен «революционером»[21]. Семья переехала к родным в город Золотоношу, где у них родилась дочь Елена[22].
Осенью 1908 года Валентин Войно-Ясенецкий уехал в Москву и поступил в экстернатуру при московской хирургической клинике профессора Петра Дьяконова, основателя журнала «Хирургия». Стал писать докторскую диссертацию на тему регионарной анестезии. Занимался анатомической практикой в Институте топографической анатомии, директором которого был профессор Фёдор Рейн, председатель Московского хирургического общества. Но ни Дьяконов, ни Рейн ничего не знали о регионарной анестезии [23]. Валентин разработал методику проверки, нашёл те нервные волокна, которые соединяли оперируемый участок тела с головным мозгом: вводил в глазницу трупа с помощью шприца небольшое количество горячего подкрашенного желатина, затем проводил тщательное препарирование тканей глазницы, в процессе которого устанавливалось анатомическое положение ветви тройничного нерва, а также оценивалась точность попадания желатина в периневральное пространство нервного ствола[24]. Он прочёл более пятисот источников на французском и немецком языках, при том, что французский он учил с нуля.
Войно-Ясенецкий стал считать свои методы проведения регионарной анестезии более предпочтительными, чем предложенные Брауном. 3 марта 1909 года на заседании Хирургического общества в Москве он сделал свой первый научный доклад[25].
Анна просила мужа забрать к себе семью. Но Валентин не мог их принять по финансовым соображениям, и задумывался о перерыве в научной работе и возвращении в практическую хирургию[26].
В начале 1909 года Войно подал прошение и был утверждён в должности главного врача больницы села Романовки Балашовского уезда Саратовской губернии. Семья прибыла туда в апреле 1909-го. Снова Валентин оказался в тяжёлом положении: его врачебный участок по площади составлял около 580 квадратных вёрст, там проживали около 31 тысячи человек[27]. Он снова занялся универсальной хирургической работой по всем разделам медицины, а также изучал гнойные опухоли под микроскопом, что в земской больнице было почти немыслимым[28]. Однако было проведено меньше операций под местным обезболиванием, что говорило о существенном увеличении серьёзных операционных вмешательств, где одного лишь местного обезболивания было недостаточно[29]. Валентин записывал результаты своих работ, составляя научные труды, которые публиковались в журналах «Труды Тамбовского физико-медицинского общества» и «Хирургия»[30]. Он занимался также «проблемами молодых врачей», в августе 1909-го обратился к уездной земской управе с предложениями создать уездную медицинскую библиотеку, ежегодно публиковать отчёты о деятельности земской больницы и создание патологоанатомического музея для исключения врачебных ошибок[31]. Одобрена была только библиотека, открывшаяся в августе 1910 года[32].
Здание бывшей Уездной больницы в Переславле-Залесском, в котором с 1910 по 1916 гг. работал главным врачом и хирургом В. Ф. Войно-Ясенецкий
Весь отпуск он проводил в московских библиотеках, анатомических театрах и на лекциях. Однако долгий путь между Москвой и Романовкой был неудобен, и в 1910 году Войно-Ясенецкий подал прошение на вакантное место главного врача больницы Переславль-Залесского Владимирской губернии. Практически перед отъездом родился сын Алексей[33].
В Переславле-Залесском Войно-Ясенецкий возглавил городскую, а вскоре — и фабричную, и уездную больницы, а также военный госпиталь. Не было рентгеновской аппаратуры, в фабричной больнице не было электричества, канализации и водопровода. На более чем 100-тысячное население уезда приходились всего 150 больничных коек и 25 хирургических. Доставка больных могла длиться несколько суток[34]. Снова Войно спасал самых тяжёлых больных и продолжал изучать научную литературу [35]. В 1913 году родился сын Валентин. В 1914 году, когда началась Первая мировая война, стараниями Валентина Феликсовича в доме Шилля был организован лазарет для раненых, его главным врачом стал Войно-Ясенецкий[36].
В 1915 году издал в Петрограде книгу «Регионарная анестезия» с собственными иллюстрациями. На смену прежним способам слойного пропитывания анестезирующим раствором всего, что надо резать, пришла новая методика местной анестезии, в основу которой легла рациональная идея прервать проводимость нервов, по которым передаётся болевая чувствительность из области, подлежащей операции. В 1916 году Ясенецкий защитил эту работу как диссертацию и получил степень доктора медицины. Однако книгу издали таким маленьким тиражом, что у автора не нашлось даже экземпляра для отправки в Варшавский университет, где он мог бы получить за неё премию (900 рублей золотом). В Переславле он задумал новый труд, которому сразу дал название «Очерки гнойной хирургии»[37].
В Феодоровском женском монастыре, где Войно-Ясенецкий был врачом, до сего дня чтится его память. Монастырская деловая переписка приоткрывает ещё одну сторону деятельности врача-бессребренника, которую Валентин Войно-Ясенецкий не посчитал нужным упомянуть в своих записях:
Во Владимирское Врачебное отделение Губернского правления.
Сим честь имею покорнейше уведомить: Врач Н… оставил службу при вверенном моему смотрению Феодоровском монастыре в начале февраля, а с оставлением службы врачом Н…, всё время подает медицинскую помощь врач Валентин Феликсович Ясенецкий-Войно. При большом количестве живущих сестер, равно и членам семейств священнослужителей, необходима врачебная помощь и, видя эту нужду монастыря, врач Ясенецкий-Войно и подал мне письменное заявление 10 марта полагать свои труды безвозмездно.
Феодоровского девича монастыря игумения Евгения.
В это же время состояние здоровья Анны ухудшалось, весной 1916 года Валентин обнаружил у жены признаки туберкулёза лёгких. Узнав о конкурсе на должность главного врача Ташкентской городской больницы, немедленно подал заявку, поскольку в те времена у врачей бытовала уверенность, что туберкулёз можно вылечить климатическими мерами. Сухой и жаркий климат Средней Азии в этом случае подходил идеально. Избрание профессора Войно-Ясенецкого на эту должность произошло в начале 1917 года[38].
Войно-Ясенецкие прибыли в Ташкент в марте. Эта больница была устроена намного лучше, чем земские, однако и здесь же было мало специалистов[комм. 4] и слабое финансирование; отсутствовала система канализационных стоков и биологическая очистка сточных вод, что в условиях жаркого климата и частых эпидемий, включая холеру, могло повлечь превращение больницы в постоянно действующий резервуар опасных инфекций[39]. У здешних людей были свои особенные болезни и травмы: например, на лечение одновременно приходило множество детей и взрослых с серьёзными ожогами стоп и голеней. Это происходило от того, что местные жители использовали для обогрева своих жилищ горшок с горячими углями, на ночь его ставили в центр комнаты и ложились спать ногами к горшку. При чьём-либо неосторожном движении горшок опрокидывался. С другой стороны, опыт и знания Войно-Ясенецкого были полезны местным врачам: с конца 1917 года в Ташкенте происходили уличные перестрелки, в больницы поступало много раненых[40].
В январе 1919 года произошло антибольшевистское восстание под руководством Константина Осипова. После его подавления на его участников обрушились репрессии: в железнодорожных мастерских вершила революционный суд «тройка», обычно приговаривавшая к расстрелу. В больнице лежал тяжелораненый казачий есаул В. Т. Комарчев. Войно-Ясенецкий отказался выдавать его красным и тайно лечил, укрывая на своей квартире. Некий служитель морга по имени Андрей донёс об этом в ЧК. Войно-Ясенецкий и ординатор Ротенберг были арестованы[41], но до рассмотрения дела их заметил один из известных деятелей Туркестанской ячейки РКП(б), который знал Войно-Ясенецкого лично. Он расспросил их и отправил обратно в больницу. Войно-Ясенецкий, вернувшись в больницу, распорядился готовить больных к операции, как будто ничего не случилось[42].
Арест мужа нанёс здоровью Анны Васильевны серьёзный удар, болезнь резко усилилась, и в конце октября 1919 года она скончалась. В последнюю ночь для ослабления страданий жены он впрыскивал ей морфий, но отравляющего эффекта не видел. Две ночи после кончины Войно-Ясенецкий читал над гробом Псалтирь. Он остался с четырьмя детьми, старшему из которых было 12, а младшему — 6 лет. В дальнейшем дети жили у медицинской сестры из его больницы Софьи Белецкой[43].
Несмотря на всё, Войно-Ясенецкий вёл активную хирургическую практику и способствовал основанию в конце лета 1919 года Высшей медицинской школы, где преподавал нормальную анатомию[44]. В 1920 году был образован Туркестанский государственный университет. Декан медицинского факультета Пётр Ситковский, знакомый с работами Войно-Ясенецкого по регионарной анестезии, добился его согласия возглавить кафедру оперативной хирургии[45].
Валентин Феликсович тяжело переживал кончину своей супруги. После этого его религиозные взгляды укрепились:
«Неожиданно для всех, прежде чем начать операцию, Войно-Ясенецкий перекрестился, перекрестил ассистента, операционную сестру и больного. В последнее время он это делал всегда, вне зависимости от национальности и вероисповедания пациента. Однажды после крестного знамения больной — по национальности татарин — сказал хирургу: „Я ведь мусульманин. Зачем же Вы меня крестите?“ Последовал ответ: „Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины“».[46]
Профессор Войно-Ясенецкий регулярно посещал воскресные и праздничные богослужения, был активным мирянином, сам выступал с беседами о толковании Священного писания. В конце 1920 года он присутствовал на епархиальном собрании, где произнёс речь о положениях дел в Ташкентской епархии. Под впечатлением этого епископ Туркестанский и Ташкентский Иннокентий (Пустынский) предложил Валентину Феликсовичу стать священником, на что он сразу согласился[47]. Уже через неделю был посвящён в чтеца, певца и иподиакона, затем — в диакона, а 15 февраля 1921 года, в день Сретения, — в иерея[48]. И в больницу, и в университет отец Валентин стал приходить в рясе с крестом на груди; кроме того, он установил в операционной иконы Божьей Матери и стал молиться перед началом операции[49]. Отец Валентин был назначен четвёртым священником собора, служил только по воскресеньям, и на него легла обязанность проповеди. Епископ Иннокентий пояснил его роль в богослужении словами апостола Павла: «Ваше дело не крестити, а благовестити» (1Кор. 1:17) [50].
Летом 1921 года в Ташкент были доставлены из Бухары раненые и обожжённые красноармейцы. За несколько суток пути в жаркой погоде у многих из них под повязками образовались колонии из личинок мух. Они были доставлены в конце рабочего дня, когда в больнице остался только дежурный врач. Он осмотрел только нескольких больных, состояние которых вызывало опасение. Остальные были лишь подбинтованы.
К утру между пациентами клиники ходил слух о том, что врачи-вредители гноят раненых бойцов, у которых раны кишат червями. Чрезвычайная следственная комиссия арестовала всех врачей, включая профессора П. П. Ситковского. Начался скорый революционный суд, на который были приглашены эксперты из других лечебных учреждений Ташкента, в том числе профессор Войно-Ясенецкий[51].
Стоявший во главе ташкентского ЧК латыш Я. Х. Петерс решил сделать суд показательным и сам выступал на нём общественным обвинителем. Когда слово получил профессор Войно-Ясенецкий, он решительно отверг доводы обвинения: «Никаких червей там не было. Там были личинки мух. Хирурги не боятся таких случаев и не торопятся очистить раны от личинок, так как давно замечено, что личинки действуют на заживление ран благотворно».
Тогда Петерс спросил: — Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете? Отец Валентин ответил: — Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель? Следующий вопрос: — Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы его видели, своего Бога? — Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил.
Обвинение провалилось. Вместо расстрела Ситковский и его коллеги были приговорены к 16 годам тюрьмы. Но уже через месяц их стали отпускать на работу в клинику, а через два — совсем освободили[52].
Весной 1923 года, когда съезд духовенства Ташкентской и Туркестанской епархии рассматривал отца Валентина в качестве кандидата на должность архиерея, под руководством ГПУ было сформировано Высшее Церковное Управление (ВЦУ), которое предписывало епархиям переходить к обновленческому движению. Под его давлением епископ Иннокентий был вынужден уехать из Ташкента. Отец Валентин и протоиерей Михаил Андреев взяли на себя управление епархиальными делами и сплотили вокруг себя священников — сторонников Патриарха Тихона[53].
В мае 1923 года в Ташкент прибыл ссыльный епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), который незадолго до того встречался с патриархом Тихоном, был им назначен епископом Томским и получил право избирать кандидатов для возведения в сан епископа и тайным образом рукополагать их[54]. Вскоре Валентин Феликсович был пострижен в монахи в собственной спальне с именем Луки[комм. 5][55], и наречён епископом Барнаульским, викарием Томской епархии. Поскольку для присвоения епископского сана необходимо присутствие двух или трёх епископов, Валентин Феликсович поехал в город Пенджикент недалеко от Самарканда, где отбывали ссылку два архиерея — епископ Волховский Даниил (Троицкий) и епископ Суздальский Василий (Зуммер). Хиротония с наречением архиерея Луки титулом епископа Барнаульского состоялась 31 мая 1923 года, и Патриарх Тихон, когда узнал о ней, утвердил её законной[56].
Ввиду невозможности отъезда в Барнаул, епископ Андрей предложил Луке возглавить Туркестанскую епархию[57]. Получив согласие настоятеля кафедрального собора, в воскресенье, 3 июня, в день памяти равноапостольных Константина и Елены, епископ Лука отслужил свою первую воскресную всенощную литургию в кафедральном соборе. Вот отрывок из произнесённой им проповеди[58]:
Мне, иерею, голыми руками защищавшему стадо Христово от целой стаи волков и ослабленному в неравной борьбе, в момент наибольшей опасности и изнеможения Господь дал жезл железный, жезл архиерейский и великой благодатью святительской мощно укрепил на дальнейшую борьбу за целостность и сохранение Туркестанской епархии. |
На следующий день, 4 июня, в стенах ТГУ состоялся студенческий митинг, на котором было принято постановление с требованием увольнения профессора Войно-Ясенецкого. Руководство университета отвергло это постановление и даже предложило Валентину Феликсовичу руководить ещё одной кафедрой. Но он сам написал заявление об уходе. 5 июня он в последний раз, уже в епископском облачении, присутствовал на заседании Ташкентского научного медицинского общества при ТГУ.
6 июня в газете «Туркестанская правда» появилась статья «Воровской архиепископ Лука», призывавшая к его аресту. Вечером 10 июня, после Всенощного бдения, он был арестован[59].
Епископу Луке, а также арестованным с ним епископу Андрею и протоиерею Михаилу Андрееву были предъявлены обвинения по статьям 63, 70, 73, 83, 123 Уголовного кодекса. Ходатайства прихожан об официальной выдаче заключённых и ходатайства больных о консультации профессора Войно-Ясенецкого были отклонены[60]. 16 июня 1923 года Лука написал завещание, в котором призывал мирян оставаться верными патриарху Тихону, противостоять церковным движениям, выступающим за сотрудничество с большевиками (оно было передано на волю через верующих сотрудников тюрьмы):
… Завещаю вам: непоколебимо стоять на том пути, на который я наставил вас.…Идти в храмы, где служат достойные иереи, вепрю не подчинившиеся. Если и всеми храмами завладеет вепрь, считать себя отлучённым Богом от храмов и ввергнутым в голод слышания слова Божьего.
…Против власти, поставленной нам Богом по грехам нашим, никак нимало не восставать и во всём ей смиренно повиноваться[61].
Из допроса епископа Луки:
… Я тоже полагаю, что очень многое в программе коммунистов соответствует требованиям высшей справедливости и духу Евангелия. Я тоже полагаю, что власть рабочих есть самая лучшая и справедливая форма власти. Но я был бы подлым лжецом перед правдой Христовой, если бы своим епископским авторитетом одобрил бы не только цели революции, но и революционный метод. Мой священный долг учить людей тому, что свобода, равенство и братство священны, но достигнуть их человечество может только по пути Христову — пути любви, кротости, отвержения от себялюбия и нравственного совершенствования. Учение Иисуса Христа и учение Карла Маркса — это два полюса, они совершенно несовместимы, и потому Христову правду попирает тот, кто, прислушиваясь к Советской власти, авторитетом церкви Христовой освящает и покрывает все её деяния[62].
В заключении изложены выводы следствия — епископам Андрею, Луке и протоиерею Михаилу приписывались обвинения:
- Невыполнение распоряжений местной власти — продолжение существования союза приходов, признанного местной властью незаконным;
- Агитация в помощь международной буржуазии — распространение обращения патриарха Сербии, Хорватии и Словенского королевства Лазаря, говорящего о насильственном свержении патриарха Тихона и призывающее поминать в Королевстве Сербии всех «пострадавших» и «принявших муки» контрреволюционеров;
- Распространение ложных слухов и непроверенных сведений союзом приходов, дискредитирующих Советскую власть — внушение массам якобы неправильного осуждения патриарха Тихона;
- Возбуждение масс к сопротивлению постановлениям Советской власти — рассылкой воззваний союзом приходов;
- Присвоение незаконно существующему союзу приходов административных и публично правовых функций — назначение и смещение священников, административное управление церквями.
Учитывая политические соображения, слушание дела гласным порядком было нежелательным, поэтому дело было передано не в Реввоентрибунал, а в комиссию ГПУ[63]. Именно в Ташкентской тюрьме Войно-Ясенецкий закончил первый из «выпусков» (частей) давно задуманной монографии «Очерки гнойной хирургии». В нём шла речь о гнойных заболеваниях кожных покровов головы, полости рта и органов чувств[64].
9 июля 1923 года епископ Лука и протоиерей Михаил Андреев были освобождены под подписку о выезде на следующий день в Москву в ГПУ. Всю ночь квартира епископа была наполнена прихожанами, пришедшими проститься. Утром, после посадки в поезд, многие прихожане легли на рельсы, пытаясь удержать святителя в Ташкенте[65].
Прибыв в Москву, святитель зарегистрировался в ГПУ на Лубянке, но ему объявили, что он может прийти через неделю. За эту неделю епископ Лука дважды бывал у патриарха Тихона и один раз совершал богослужение вместе с ним[65].
Лука так описывал один из допросов в своих воспоминаниях:
На допросе чекист спрашивал меня о моих политических взглядах и о моем отношении к Советской власти. Услышав, что я всегда был демократом, он поставил вопрос ребром: «Так кто Вы — друг или враг наш?» Я ответил: «И друг и враг. Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Но Вы возглавили гонение на христианство, и поэтому, конечно, я не друг Ваш».
После долгого следствия 24 октября 1923 года комиссия ГПУ вынесла решение о высылке епископа в Нарымский край[66]. 2 ноября Лука был переведён в Таганскую тюрьму, где находился пересыльный пункт. В конце ноября он отправился в свою первую ссылку, местом которой первоначально был назначен Енисейск[67].
Поездом ссыльный епископ добрался до Красноярска, далее 330 километров санного пути, останавливаясь ночью в какой-либо деревне. В одной из них он сделал операцию по удалению секвестра у больного остеомиелитом плечевой кости[68]. В дороге он познакомился с едущим в ссылку протоиереем Иларионом Голубятниковым.
Прибыв в Енисейск 18 января 1924 года, Валентин Войно-Ясенецкий стал вести приём, и желающие попасть на приём записывались на несколько месяцев вперёд. Помимо этого, епископ Лука стал совершать богослужения на дому, отказываясь служить в обновленческих церквях[69]. Там же к епископу обратились две послушницы недавно закрытого женского монастыря, рассказавшие о бесчинствах комсомольцев, совершённых при закрытии монастыря. Лука постриг их в монашество, дав имена своих небесных покровителей: Валентина и Луки.
Рост популярности епископа вынудил ГПУ отправить его в новую ссылку в деревню Хая[70] на 120 вёрст севернее села Богучаны. 5 июня посыльный ГПУ привёз приказ о возвращении в Енисейск. Там епископ несколько дней провёл в тюрьме в одиночной камере, а после продолжил частную практику и богослужения на квартире и в городском храме[71].
23 августа епископ Лука был отправлен в новую ссылку — в Туруханск. По прибытии епископа в Туруханск его встречала толпа людей, на коленях просившая благословения. В автобиографии епископ Лука вспоминает также, как ссыльный баптистский пресвитер Иван Шилов только ради бесед с ним приплыл в Туруханск по Енисею за 700 вёрст уже с началом ледохода. Профессора вызвал председатель крайкома Бабкин, который предложил сделку: сокращение срока ссылки за отказ от сана. Епископ Лука решительно отказался «бросать священную дурь»[72].
В Туруханской больнице, где Войно-Ясенецкий сначала был единственным врачом, он выполнял такие сложнейшие операции, как резекция верхней челюсти по поводу злокачественного новообразования, чревосечения брюшной полости в связи с проникающими ранениями с повреждением внутренних органов, остановки маточных кровотечений, предотвращение слепоты при трахоме, катаракте и др[73].
Единственная церковь в округе находилась в закрытом мужском монастыре, священник которой Мартин Римша принадлежал к обновленческому движению. Епископ Лука регулярно ездил туда совершать богослужения и проповедовать о грехе церковного раскола, которые имели большой успех: все жители округи и монастырский священник стали сторонниками патриарха Тихона[72].
В конце года на приём к Валентину Войно-Ясенецкому пришла женщина с больным ребёнком. На вопрос, как зовут ребёнка, ответила: «Атом», и объяснила удивлённому врачу, что имя новое, сами выдумали. На что Войно-Ясенецкий спросил: «Почему не назвали поленом или окном?». Эта женщина была женой председателя крайисполкома Бабкина, который написал заявление в ГПУ о необходимости повлиять на реакционера, распространяющего ложные слухи, представляющие «опиум для народа», являющиеся противовесом «материальному мировоззрению, которое осуществляет перестройку общества к коммунистическим формам» и наложил резолюцию: «Секретно. Губуполномоченному — для сведения и принятия мер».[источник не указан 941 день]
5 ноября 1924 года хирург был вызван в ГПУ, где с него взяли подписку о запрете богослужений, проповедей и выступлений на религиозную тему[74]. Кроме того, крайисполком и лично Бабкин требовали отказа епископа от традиции давать благословение пациентам. Это вынудило Ясенецкого написать заявление об увольнении из больницы. Тогда за него вступился отдел здравоохранения Туруханского края[75].После трёх недель разбирательств 7 декабря 1924 года Енисейский губернский отдел ГПУ постановил вместо суда «избрать мерою пресечения гр. Ясенецкого-Войно высылку в деревню Плахино» в низовьях реки Енисей, в 230 км за Полярным кругом[76].
Последовало длительное путешествие по льду замёрзшего Енисея, в день 50—70 км[комм. 6]. Однажды Войно-Ясенецкий замёрз так, что не смог самостоятельно передвигаться. Жители стана, состоявшего из трёх изб и двух земляных домов, радушно приняли ссыльного. Он жил в избе на нарах, покрытых оленьими шкурами. Каждый мужчина поставлял ему дрова, женщины готовили и стирали. В оконных рамах были большие щели, через которые проникал ветер и снег, который скапливался в углу и не таял; вместо второго стекла были вморожены плоские льдины[77]. В этих условиях епископ Лука крестил детей и пытался проповедовать[78]. В начале марта в Плахино прибыл уполномоченный ГПУ, который сообщил о возвращении епископа в Туруханск. Власти Туруханска сменили решение, когда в больнице умер крестьянин, нуждавшийся в сложной операции, которую без Войно-Ясенецкого сделать было некому. Это так возмутило крестьян, что они, вооружившись вилами, косами и топорами, стали громить сельсовет и ГПУ[79]. Епископ Лука вернулся 7 апреля 1925 года, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, и сразу включился в работу. Уполномоченный ОГПУ был вынужден обращаться с ним вежливо и не обращать внимания на совершаемое благословение пациентов[80].
Узнав о прошедшем 75-летнем юбилее физиолога академика Ивана Павлова, ссыльный профессор послал ему 28 августа 1925 года поздравительную телеграмму. Сохранился полный текст ответной телеграммы Павлова Войно-Ясенецкому:
Ваше преосвященство и дорогой товарищ! Глубоко тронут Вашим теплым приветствием и приношу за него сердечную благодарность. В тяжёлое время, полное неотступной скорби для думающих и чувствующих по-человечески, остаётся одна опора — исполнение по мере сил принятого на себя долга. Всей душой сочувствую Вам в Вашем мученичестве. Искренне преданный Вам Иван Павлов[81].
Научные идеи Войно-Ясенецкого распространялись в Советском Союзе и за рубежом. В 1923 году в немецком медицинском журнале «Deutsche Zeitschrift» была опубликована его статья о новом методе перевязки артерии при удалении селезёнки, в журнале «Archiv fur klinische Chirurgie» — статья о кариозных процессах в рёберных хрящах и их хирургическом лечении[82], а в 1924 году в «Вестнике хирургии» — сообщение о хороших результатах раннего хирургического лечения гнойных процессов крупных суставов[81][83].
20 ноября 1925 года в Туруханск пришло постановление об освобождении гражданина Войно-Ясенецкого, которое ожидалось с июня. 4 декабря он, провожаемый всеми прихожанами Туруханска, отъехал в Красноярск, куда прибыл лишь в начале января 1926 года. Он успел сделать в городской больнице показательную «оптическую иридэктомию» — операцию по возвращению зрения путём удаления части радужной оболочки[84]. Из Красноярска епископ Лука отправился поездом в Черкассы, где жили родители и брат Владимир, а потом приехал в Ташкент.
В Ташкенте был разрушен кафедральный собор, осталась только церковь Сергия Радонежского, в которой служили священники-обновленцы. Протоиерей Михаил Андреев требовал от епископа Луки освятить этот храм; после отказа от этого Андреев перестал ему подчиняться и доложил обо всём местоблюстителю патриаршего престола Сергию, митрополиту Московскому и Коломенскому, который стал пытаться перевести Луку то в Рыльск, то в Елец, то в Ижевск. По совету ссыльного митрополита Новгородского Арсения Лука подал прошение об увольнении на покой, которое было удовлетворено[85].
Профессор Войно-Ясенецкий не был восстановлен на работу ни в городскую больницу, ни в университет. Валентин Феликсович занялся частной практикой[86]. По воскресным и праздничным дням служил в церкви, а дома принимал больных, число которых достигало четырёхсот в месяц. Кроме того, вокруг хирурга постоянно находились молодые люди, добровольно помогавшие ему, учились у него, а тот посылал их по городу искать и приводить больных бедных людей, которым нужна врачебная помощь. Таким образом, он пользовался большим авторитетом среди населения[81].
Тогда же он отправил на рецензирование в государственное медицинское издательство экземпляр законченной монографии «Очерки гнойной хирургии»[87]. После годового рассмотрения она была возвращена с одобрительными отзывами и рекомендацией к публикации после незначительной доработки[88].
5 августа 1929 года покончил с собой профессор-физиолог Среднеазиатского (бывшего Ташкентского) университета Иван Михайловский, который вёл научные исследования по превращению неживой материи в живую, пытавшийся воскресить своего умершего сына; итогом его работ стало психическое расстройство и самоубийство. Его жена обратилась к профессору Войно-Ясенецкому с просьбой провести похороны по христианским канонам (для самоубийц это возможно только в случае сумасшествия); Войно-Ясенецкий подтвердил его сумасшествие медицинским заключением[89].
Во второй половине 1929 года ОГПУ было сформировано уголовное дело: убийство Михайловского якобы было совершено его «суеверной» женой, имевшей сговор с Войно-Ясенецким, чтобы не допустить «выдающегося открытия, подрывающего основы мировых религий». 6 мая 1930 он был арестован[90]. Обвинялся по статьям 10—14 и 186 п.1 Уголовного кодекса Узбекской ССР. Войно-Ясенецкий объяснял свой арест ошибками местных чекистов и из тюрьмы писал руководителям ОГПУ с просьбами выслать его в сельскую местность Средней Азии[91], затем — с просьбой выслать из страны, в том числе председателю СНК Алексею Рыкову[комм. 7]. В качестве аргументов в пользу своего освобождения и отправки в ссылку он писал о скорой возможности публикации «Очерков гнойной хирургии», которые пошли бы на пользу советской науке — и предложение основать клинику гнойной хирургии[92]. По запросу МедГиза подследственному Войно-Ясенецкому была передана рукопись, которую он заканчивал в тюрьме, как и начинал[93].
По решению Особого совещания в апреле 1931 года он был сослан в Северный край, куда прибыл во второй половине августа 1931 года. Сначала отбывал заключение в ИТЛ «Макариха» возле города Котласа, вскоре на правах ссыльного был переведён в Котлас, затем — в Архангельск, где вёл амбулаторный приём. В 1932 году поселился у , потомственной знахарки[94]. Оттуда его вызывали в Москву, где особый уполномоченный коллегии ГПУ предлагал хирургическую кафедру в обмен за отказ от священнического сана.
При нынешних условиях я не считаю возможным продолжать служение, однако сана я никогда не сниму[95] |
.
По другим данным, такой вызов был в Ленинград и предложение озвучивал сам секретарь обкома ВКП(б) Сергей Киров[96]
После освобождения в ноябре 1933 он ездил в Москву, где встречался с митрополитом Сергием, но отказался от возможности занять какую-либо архиерейскую кафедру[81], потому что надеялся основать НИИ гнойной хирургии. Войно-Ясенецкий получил отказ наркома здравоохранения Фёдорова, но, тем не менее, сумел добиться публикации «Очерков гнойной хирургии», которая должна была состояться в первом полугодии 1934 года. Далее он по совету одного из архиереев поехал в Феодосию, затем принял решение поехать в Архангельск, где 2 месяца вёл приём в амбулатории; затем уехал в Андижан, а потом вернулся в Ташкент[97].
Весной 1934 года Войно-Ясенецкий возвращается в Ташкент, а затем переезжает в Андижан, где оперирует, читает лекции, руководит отделением Института неотложной помощи. Здесь он заболевает лихорадкой паппатачи, грозящей потерей зрения (осложнение дало отслойку сетчатки левого глаза). Две операции на левом глазу не принесли результата, и епископ ослеп на один глаз.[98]
Осенью 1934 года издал монографию «Очерки гнойной хирургии», которая приобрела мировую известность[46][99]. Несколько лет профессор Войно-Ясенецкий возглавлял главную операционную в Институте неотложной помощи Ташкента. Он мечтал об основании института гнойной хирургии, чтобы передать громадный врачебный опыт.После введения в СССР персональных научных званий, в декабре 1936 наркомат здравоохранения Узбекской ССР утвердил Войно-Ясенецкому степень доктора медицинских наук с учётом 27 лет хирургической работы.[100]
На Памире во время альпинистского похода заболел бывший личный секретарь В. И. Ленина Н. Горбунов. Состояние его оказалось крайне тяжёлым, что вызывало всеобщее смятение, из Москвы о его здоровье лично запрашивал В. М. Молотов. Для его спасения в Сталинабад был вызван доктор Войно-Ясенецкий. После успешной операции Валентину Феликсовичу было предложено возглавить Сталинабадский НИИ; он ответил, что согласится только в случае восстановления городского храма, в чём было отказано[101]. Также Горбунов предлагал другие хирургические кафедры в обмен на отказ от священнического сана Войно-Ясенецким, что епископ также проигнорировал[102].
Профессора стали приглашать на консультации, разрешили читать лекции для врачей. Он продолжил снова опыты с мазями Вальнёвой. Более того, ему разрешили выступить на страницах газеты с опровержением клеветнической статьи «Медицина и знахарство».[103]
24 июля 1937 года арестован в третий раз. В вину епископу вменялось создание «контрреволюционной церковно-монашеской организации», проповедовавшей следующие идеи: недовольство советской властью и проводимой ею политикой, контрреволюционные взгляды на внутреннее и внешнее положение СССР, клеветнические взгляды на РКП(б) и Иосифа Сталина, пораженческие взгляды в отношении СССР в предстоящей войне с Германией, указывание на скорое падение СССР, то есть преступления, предусмотренные ст. 66 ч. 1, ст. 64 и 60 УК УзССР. Следствие получило признания в контрреволюционной деятельности проходивших по тому же делу епископов Евгения (Кобранова), Бориса (Шипулина), Валентина (Ляходского), иереев Михаила Андреева, Венедикта Багрянского, Ивана Середы и других о существовании контрреволюционной организации и планов по созданию сети контрреволюционных групп при церковных общинах, а также о вредительской деятельности Войно-Ясенецкого — убийствах пациентов на операционном столе[104] и шпионаже в пользу иностранных государств..
Несмотря на длительные допросы методом «конвейера» (13 суток без сна), Лука отказывался признаваться в членстве в контрреволюционной организации и называть имена «заговорщиков». Вместо этого он объявил голодовку, продлившуюся 18 суток[98]. О своих политических взглядах сообщал следующее:
Что касается политической приверженности, я являюсь до сих пор сторонником партии кадетов… я был и остаюсь приверженцем буржуазной формы государственного управления, которая существует во Франции, США, в Англии…Я являюсь идейным и непримиримым врагом Советской власти. Это враждебное отношение у меня создалось после Октябрьской революции и осталось до сего времени … так как не одобрял её кровавых методов насилия над буржуазией, а позднее, в период коллективизации мне было особенно мучительно видеть раскулачивание кулаков.
… Большевики — враги нашей Православной церкви, разрушающие церкви и преследующие религию, враги мои, как одного из активных деятелей церкви, епископа[105].
По словам Веденеева, к Луке применяли многодневные непрерывные допросы (т. н. конвейер). Один допрос длился с 23 ноября до 5 декабря 1937 года, вызвав изнеможение и галлюцинации, когда он подписал протокол с признанием в участии в «контрреволюционной нелегальной организации»[106].
В начале 1938 года епископ Лука был переведён в центральную областную тюрьму Ташкента. Уголовное дело в отношение группы священников было возвращено из Москвы на доследование, и материалы в отношение Войно-Ясенецкого были выделены в отдельное уголовное производство[107]. Летом 1938 года были вызваны бывшие коллеги профессора Войно-Ясенецкого из ТашМИ Г. А. Ротенберг, М. И. Слоним, Р. Федермессер, которые сообщили о его контрреволюционной деятельности[108].[комм. 8]
29 марта 1939 года Лука, ознакомившись со своим делом и не найдя там большинства своих показаний, написал дополнение, приложенное к делу, где о его политических взглядах сообщалось:
Я всегда был прогрессистом, очень далёким не только от черносотенства и монархизма, но и от консерватизма; к фашизму отношусь особенно отрицательно. Чистые идеи коммунизма и социализма, близкие к Евангельскому учению, мне были всегда родственными и дорогими; но методов революционного действия я, как христианин, никогда не разделял, а революция ужаснула меня жестокостью этих методов. Однако я давно примирился с нею, и мне весьма дороги её колоссальные достижения; особенно это относится к огромному подъёму науки и здравоохранения, к мирной внешней политике Советской власти и к мощи Красной Армии, охранительницы мира. Из всех систем государственного устройства Советский строй я считаю, без всякого сомнения, совершеннейшим и справедливым. Формы государственного строя США, Франции, Англии, Швейцарии я считаю наиболее удовлетворительными из буржуазных систем. Признать себя контрреволюционером я могу лишь в той мере, в какой это вытекает из факта заповеди Евангелия, активным же контрреволюционером я никогда не был…[109]
В связи с расстрелом основных свидетелей[комм. 9], дело рассматривалось на Особом совещании при НКВД СССР. Приговор пришёл только в феврале 1940 года: пять лет ссылки в Красноярский край[110].
Возобновление архиерейского служения[править | править код]
Третья ссылка и служение на Красноярской кафедре[править | править код]
С марта 1940 года работал хирургом в ссылке в районной больнице в Большой Мурте, что в 120 километрах к северу от Красноярска. Осенью 1940 года ему разрешили выехать в Томск, в городской библиотеке он изучал новейшую литературу по гнойной хирургии, в том числе на немецком, французском и английском языках. На основании этого было закончено второе издание «Очерков гнойной хирургии».
В начале Великой Отечественной войны отправил телеграмму председателю Президиума Верховного совета СССР Михаилу Калинину:
«Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий… являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».
Здание средней общеобразовательной школы № 10 имени академика Ю. А. Овчинникова в Красноярске. Во время Великой Отечественной войны здесь был размещён эвакуационный госпиталь № 1515, где главным врачом являлся Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (архиепископ Лука). С 4 мая 2005 года работает школьный краеведческий музей «Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)».
Сторона здания школы вместе с мемориальной доской
Телеграмму в Москву не передали, а в соответствии с существующими распоряжениями направили в крайком[111]. 30 сентября 1941 года профессор Войно-Ясенецкий стал консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакуационного госпиталя № 1515. Он работал по 8—9 часов, делая 3—4 операции в день, что в его возрасте приводило к неврастении. Тем не менее, каждое утро он молился в пригородном лесу (в Красноярске в это время не осталось ни одной церкви)[112].
27 декабря 1942 года епископу Луке, «не отрывая его от работы в военных госпиталях», было поручено управление Красноярской епархией с титулом архиепископа Красноярского[113]. На этом посту он сумел добиться восстановления одной маленькой церкви в пригородной деревне Николаевка, расположенной в 5 километрах от Красноярска. В связи с этим и практически с отсутствием священников за год архипастырь служил всенощную только в большие праздники и вечерние службы Страстной седмицы, а перед обычными воскресными службами вычитывал всенощную дома или в госпитале. Со всей епархии ему слали ходатайства о восстановлении церквей. Архиепископ отправлял их в Москву, но ответа не получал[114].
В письмах сыну Михаилу сообщал о своих религиозных взглядах:
… в служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера… Однако и врачебной, и научной работы я не намерен оставлять. |
… если бы ты знал, как туп и ограничен атеизм, как живо и реально общение с Богом любящих Его. |
[115]
Летом 1943 года впервые получил разрешение выехать в Москву, участвовал в Поместном Соборе, который избрал патриархом митрополита Сергия (Страгородского); также стал постоянным членом Священного Синода, который собирался раз в месяц. Однако вскоре он отказался участвовать в деятельности Синода, так как длительность пути (около 3 недель) отрывала его от медицинской работы; в дальнейшем стал просить о переводе в Европейскую часть СССР, мотивируя это ухудшающимся здоровьем в условиях сибирского климата. Местная администрация не хотела его отпускать, пыталась улучшить его условия — поселила в лучшую квартиру, доставляла новейшую медицинскую литературу, в том числе на иностранных языках. Тем не менее, в начале 1944 года получил телеграмму о переводе в Тамбов[116]. Наиболее точно и объёмно красноярский период жизни и деятельности свт. Луки (Войно-Ясенецкого) рассмотрен в вышедшей в 2020 г. книге Семёна Кожевникова «Красноярский период (1941—1944) жизни и деятельности святителя Луки (хирурга В. Ф. Войно-Ясенецкого)».
С 1943 года официальный орган РПЦ «Журнал Московской Патриархии» печатал его статьи, в основном общественно-политического содержания. В частности, в статье «Праведный суд народа» (ЖМП. 1944, № 2) он выступил сторонником смертной казни «обер-фюрера орды палачей и его ближайших сообщников-нацистов».
Диплом лауреата сталинской премии
В феврале 1944 года Военный госпиталь переехал в Тамбов, и Лука возглавил Тамбовскую кафедру. 4 мая 1944 года во время беседы в Совете по делам Русской православной церкви при СНК СССР Патриарха Сергия с председателем Совета Карповым, Патриарх поднял вопрос о возможности его перемещения на Тульскую епархию, мотивировал такую необходимость болезнью архиепископа Луки (малярия); в свою очередь, Карпов «ознакомил Сергия с рядом неправильных притязаний со стороны архиепископа Луки, неправильных его действий и выпадов»[117]. В служебной записке наркому здравоохранения РСФСР Андрею Третьякову от 10 мая 1944 года Карпов, указывая на ряд допущенных архиепископом Лукой поступков, «нарушающих законы СССР» (повесил икону в хирургическом отделении эвакогоспиталя № 1414 в Тамбове; совершал религиозные обряды в служебном помещении госпиталя перед проведением операций; 19 марта явился на межобластное совещание врачей эвакогоспиталей одетым в архиерейское облачение; сел за председательский стол и в этом же облачении сделал доклад по хирургии и другое), указывал наркому, что «Облздравотдел (г. Тамбов) должен был сделать соответствующее предупреждение профессору Войно-Ясенецкому и не допускать противозаконных действий, изложенных в настоящем письме»[118][119].
Кафедральным храмом архиепископа Луки стала открытая за полгода до его приезда в Тамбов городская Покровская церковь (вся епархия в 1944 году насчитывала три действующих храма); она практически не была обеспечена предметами богослужения: иконы и иные церковные принадлежности были принесены прихожанами. Архиепископ Лука стал активно проповедовать, проповеди (всего 77) записывались и распространялись[120]. На архиерея оказывал постоянное давление местный уполномоченный, который узнавал о событиях из его жизни через секретаря епархии протоиерея Иоанна Леоферова[121]. Открытия бывшего кафедрального Спасо-Преображенского собора добиться не удалось; тем не менее, к 1 января 1946 года было открыто 24 прихода. Архиепископ составил чин покаяния для священников-обновленцев, а также разработал план возрождения религиозной жизни в Тамбове, где, в частности, предлагалось проводить религиозное просвещение интеллигенции, открытие воскресных школ для взрослых. Этот план был отвергнут Синодом[122]. Среди прочей деятельности Луки — создание архиерейского хора, многочисленные произведения прихожан в священники[120]. Под руководством архиепископа Луки за несколько месяцев 1944 года для нужд фронта было перечислено более 250 тыс. руб. на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского и авиаэскадрильи имени Александра Невского. В общей же сложности за неполные два года было перечислено около миллиона рублей[120].
Однако в январском 1945 Поместном соборе, избравшем Патриархом Алексия, Лука не участвовал, выразив протест против безальтернативности выборов (кандидатура была единственной) и отказавшись идти на прием к председателю Совета по делам РПЦ Г. Карпову[123].
В числе 7 старейших по хиротонии архиереев, включая Василия Ратмирова, в феврале 1945 года награждён патриархом Алексием I правом ношения бриллиантового креста на клобуке, «во внимание к архипастырским трудам и патриотической деятельности»[124]. В декабре 1945 года за помощь Родине архиепископ Лука был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». В своем ответном слове при награждении он выразил недовольство своими многолетними ссылками, а позже заявил: «Такие награды дают уборщицам. Ведущему хирургу госпиталя и архиерею полагается орден».[125]
В начале 1946 года постановлением СНК СССР с формулировкой «За научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах „Очерки гнойной хирургии“, законченном в 1943 году, и „Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов“, опубликованном в 1944 году», профессору Войно-Ясенецкому была присуждена Сталинская премия первой степени в размере 200 000 рублей, из которых 130 тысяч рублей он передал на помощь детским домам[126]. Лука Войно-Ясенецкий был единственным священнослужителем, удостоенным этой премии[127].
Дом Луки (Войно-Ясенецкого) в Симферополе, ныне часовня в его память
Указом Патриарха от 5 апреля 1946 года переведён в Симферополь[128]. Отношения с местным начальством не сложились: после приезда архиепископ не явился лично к уполномоченному по делам Русской Православной Церкви Я. Жданову, что вызвало разногласие между ними. По свидетельству Я. Жданова, Лука за любое нарушение канонических правил мог лишить священника сана, уволить за штат, перевести с одного прихода на другой; священников же, бывших в заключении и в ссылках, приближал к себе, назначал на лучшие приходы, и всё это делалось без согласования с уполномоченным[129].
Продолжал публиковать статьи, выступая за проводимый СССР внешнеполитический курс. В статье «„К миру призвал нас Господь“» (1948)[130] выступил с резким осуждением политики США и католического духовенства, с безоговорочной апологией политики властей СССР в отношении Церкви : «<…>Поджигатели войны, смертельно испуганные призраком коммунизма, всякого не по-фашистски[131] мыслящего причисляют к коммунистам. Вся масса католического духовенства стала на сторону поджигателей войны и явно сочувствует фашизму. <…> Каково же наше подлинное отношение к нашему Правительству, к нашему новому государственному строю? Прежде всего, мы, русское духовенство, живем в полном мире с нашим Правительством, и у нас невозможно благословение священников на участие в контрреволюционных или террористических бандах, как это было в Загребе. У нас нет никаких поводов к вражде против Правительства, ибо оно предоставило полную свободу Церкви и не вмешивается в её внутренние дела. <…>»[132].
В начале 1947 года стал консультантом Симферопольского военного госпиталя, где проводил показательные оперативные вмешательства. Также он стал читать лекции для практических врачей Крымской области в архиерейском облачении, из-за чего они были ликвидированы местной администрацией[133]. В 1949 году начал работу над вторым изданием «Регионарной анестезии», которое не было закончено, а также над третьим изданием «Очерков гнойной хирургии», которое было дополнено профессором В. И. Колёсовым и издано в 1955[134].
В 1955 году ослеп полностью, что вынудило его оставить хирургию. С 1957 года диктует мемуары. В постсоветское время вышла автобиографическая книга «Я полюбил страдание…».
11 января 1957 года избран почётным членом Московской духовной академии[135].
В 1958 году писал: «… как трудно мне было плыть против бурного течения антирелигиозной пропаганды и сколько страданий причинила она мне и доныне причиняет»[136].
Активно проповедовал[137].
В 1959 году Патриарх Алексий предлагал присвоить архиепископу Луке степень доктора богословия[138].
Умер 11 июня 1961 года в воскресенье, в день Всех святых, в земле Российской просиявших. На надгробии была высечена надпись[46]:
- Архиепископ Лука Войно-Ясенецкий
- 18 (27). IV.77 — 19 (11).VI.61
- Доктор медицины, профессор хирургии,
- лауреат.
Был похоронен на Первом Симферопольском кладбище, справа от храма Всех святых г. Симферополя. После канонизации Православной Церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских (22 ноября 1995 года) его мощи были перенесены в Свято-Троицкий Собор (17—20 марта 1996 года). Прежняя могила св. Луки также почитаема верующими.
Все дети профессора пошли по его стопам и стали медиками: Михаил (1907—1993) и Валентин (1913—1992) стали докторами медицинских наук; Алексей (1909—1985) — доктором биологических наук; Елена (1908—1971) — врачом-эпидемиологом.
Внуки и правнуки тоже стали учёными, Ольга Валентиновна Войно-Ясенецкая, к.м.н. , патологоанатом, стала создателем Одесского областного патологоанатомического бюро, Алексей Михайлович Войно-Ясенецкий стал профессором, д.м.н., урологом, директором центра урологии. Татьяна Алексеевна Войно-Ясенецкая руководитель лаборатории молекулярной биологии США Чикаго. Татьяна Валентиновна Войно-Ясенецкая врач анестезиолог-реаниматолог Клиники Одесского медицинского Университета.
Постановлением Генеральной Прокуратуры РФ от 12 апреля 2000 года в соответствии с законом РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» гражданин Войно-Ясенецкий Валентин Феликсович полностью реабилитирован[139].
Монография святителя «Очерки гнойной хирургии» стала настольной книгой врачей. До эпохи антибиотиков, когда не было другой возможности бороться с гноем, кроме хирургической, любой молодой хирург, имея эту книгу, мог осуществлять операции в тяжёлых условиях провинциальной больницы. Даже не зная, что книга написана епископом, нельзя не заметить, что её писал человек, с большой любовью относящийся к больным. В ней есть такие строки: «Приступая к операции, надо иметь в виду не только брюшную полость, а всего больного человека, который, к сожалению, так часто у врачей именуется „случаем“. Человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и в переносном смысле. Поэтому не только выполните весьма важную задачу подкрепить сердце камфарой или дигаленом, но позаботьтесь о том, чтобы избавить его от тяжёлой психической травмы: вида операционного стола, разложенных инструментов, людей в белых халатах, масках, резиновых перчатках — усыпите его вне операционной. Позаботьтесь о согревании его во время операции, ибо это чрезвычайно важно»[140].
Работы профессора Войно-Ясенецкого всё ещё не систематизированы. Современные авторы ограничиваются преимущественно краткими оценками его роли в гнойной хирургии. К 1917 году Войно-Ясенецкий предстаёт сложившимся, опытным хирургом, организатором здравоохранения и педагогом, широко оперировавшим больных с заболеваниями жёлчных путей, желудка и других органов брюшной полости. С успехом работал в таких областях хирургии, как нейрохирургия и ортопедия. Это был учёный, готовый к крупным и объективным исследованиям и анализу. Прочтение работ Войно-Ясенецкого призывает объективно констатировать те современные хирургические области и направления, в которых он представлен как известным, так и ещё не раскрытым современным исследователям, а именно: теория клинического диагноза, медицинская психология и деонтология, хирургия (включая общую, абдоминальную, торакальную, урологию, ортопедию и другие разделы), военно-полевая хирургия и анестезиология, организация здравоохранения и социальная гигиена.
Валентин Войно-Ясенецкий сделал большой вклад в анестезиологию. В 1915 году в Петрограде вышла первая его монография «Регионарная анестезия»[141]. В 1916 году он успешно защитил докторскую диссертацию «О регионарной анестезии второй ветви тройничного нерва»[142].
О практической значимости метода регионарной анестезии (синоним «проводниковая анестезия») в развитии отечественной медицины он писал в приложении к «Очеркам гнойной хирургии»[143]:
…значительное большинство смертей, обусловленных применением хлороформа и эфира, зависит от неумелого или недостаточно осторожного применения этих средств, а сельский врач в большинстве случаев вынужден поручать ведение наркоза фельдшеру или акушерке, редко имеющим необходимые теоретические сведения и достаточный навык в этом ответственном деле. […] Поэтому те способы местной анестезии, которые дают врачу возможность всецело сосредоточиться на операции, имеют огромное значение для начинающего. По моему глубокому убеждению, широкое ознакомление врачей с этими способами составляет одно из важнейших условий процветания и развития хирургии на селе. |
Оппонентом на защите Войно-Ясенецкого был хирург Алексей Мартынов. Он так отозвался о представленной диссертации: «Мы привыкли к тому, что докторские диссертации обычно пишутся на заданную тему, с целью получения высших назначений по службе, и научная ценность их невелика. Но когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил её». За лучшее сочинение, пролагающее новые пути в медицине, Войно-Ясенецкий был удостоен премии имени Хойнацкого от Варшавского университета[144].
Кроме систематизации данных о ранее существовавших методах, Войно-Ясенецкий впервые описал обезболивание тройничного нерва путём введения этилового спирта непосредственно в стволы его ветвей (глазничного, верхне- и нижнечелюстного), а также в гассеров узел[145].
Проводниковая анестезия, в совершенствование которой внёс большой вклад Войно-Ясенецкий, предполагает введение местного анестетика в нерв на отдалении от места операции. Блокированием передачи нервных импульсов от места хирургической травмы тканей достигается анестезия болевой чувствительности. В отличие от инфильтрационной анестезии (непосредственного обкалывания анестетиком места операции), выполнение регионарной является технически более сложным, требует определённых навыков и знания топографо-анатомических особенностей прохождения того или иного периферического нерва[146].
Однако более лёгкая в техническом исполнении инфильтрационная анестезия имеет ряд недостатков. Основным из них классик отечественной хирургии Александр Вишневский считал равномерное распространение раствора анестетика в тканях. На каждом этапе операции необходимо введение новой порции препарата, что отнимает у хирурга много времени и делает анестезию недостаточно эффективной[146]. Войно-Ясенецкий отмечал, что проводниковая анестезия «нередко почти незаменима именно в гнойной хирургии». «Я много раз убеждался в преимуществах этого вида обезболивания и считаю необходимым поделиться своим опытом», — писал он[147].
Войно-Ясенецкий готовил второе издание монографии, посвящённой регионарной анестезии, но не смог его завершить из-за ухудшавшегося зрения[148].
Оценка работ Луки Войно-Ясенецкого современниками[править | править код]
Мемориальная доска в Керчи
На первом научном съезде врачей Туркестана (23—28 октября 1922 года) Войно-Ясенецкий выступил с четырьмя докладами, где делился с коллегами своим хирургическим опытом, поведал о собственных наблюдениях и выводах о хирургическом лечении туберкулёза, гнойных воспалительных процессов коленного сустава, сухожилий рук, рёберных хрящей. Нестандартные решения вызывали в прениях бурные споры. Профессор рассказал также о своём способе операции при абсцессах печени. Пытаясь изучить механизм возникновения нагноительных процессов в рёберных хрящах после сыпного тифа, Войно-Ясенецкий совместно с врачом-бактериологом Гусельниковым проводил исследования, которые позволили ему предположить, что бактериология сделает ненужными многие отделы хирургии.
Он предложил немало идей использования климата Средней Азии в лечебных целях[149]. Впервые Войно-Ясенецкий сообщил о результатах лечения костного туберкулёза, достигнутых солнцелечением в высоких горах, и сказал, «что в столь близких от Ташкента Чимганских горах условия для солнцелечения нисколько не хуже, чем в Швейцарии. Должны быть использованы и эффективные грязи в Молла-Кора и Яны-Кургане и купания на Аральском море».
Мастер хирургических операций на органах зрения, предложивший оригинальную методику удаления слёзного мешка, он обратился к делегатам съезда с призывом, направленным на борьбу с распространенной среди местного населения трахомой — основной причиной слепоты: «Было бы делом огромной важности организовать очень кратковременные курсы для врачей, на которых они познакомились бы с производством разреза роговицы… выпущенном слезного мешка и пересадкой слизистой на веко. Эти 3 операции вполне доступны каждому практическому врачу в самых глухих углах».
Предложения Войно-Ясенецкого нашли отражение в резолюции I научного съезда врачей Туркестана; профессорам Турбину и Войно-Ясенецкому было поручено составить краткое практическое руководство для врачей по глазным болезням.
Во время работы в военном госпитале в Красноярске Валентин Войно-Ясенецкий разработал новые операции, в частности, резекцию суставов. Разработанная им новая хирургическая тактика при остеомиелите крупных суставов — резекция сустава с исходом в анкилоз, распил пяточной кости и другие — спасала конечности солдат[150]. Его деятельность была отмечена грамотой и благодарностью Военного совета Сибирского военного округа.
В Тамбовском военном госпитале Войно-Ясенецкому приходилось писать по восемь—девять часов в сутки и делать четыре—пять операций ежедневно[151].
В Крыму его не сразу допустили к работе в больнице. Администрация и коллеги были недовольны, что Владыка под медицинским халатом носил рясу и крест. Ему не позволили читать лекции в Крымском медицинском институте. Его доклады в Хирургическом обществе на двух съездах врачей имели большой успех. Но это многим не понравилось, ему дали понять, что делать доклады в архиерейском виде он больше не должен. Так он совсем перестал бывать в Хирургическом обществе.
«Очерки гнойной хирургии» были написаны по наблюдениям предшествовавших 30 лет (1916—1946), когда отсутствовали антибиотики и основным методом лечения флегмон являлся хирургический радикализм, обеспечивающий удаление гнойных масс и дренаж раны.
Достижения в богословии. Попытки обоснования единства науки и религии[править | править код]
Святитель Лука. Икона начала XXI века
За годы священства Лука произнёс 1250 проповедей, из которых 750 записано[152][153][154].
30 мая 1948 года на торжественном богослужении по случаю 25-летия своего архиерейского служения архиепископ Лука проповедовал на тему «Наука и религия», где сослался на Коперника, Пастера, Павлова и других верующих учёных, и добавил от себя: «Наука без религии — небо без солнца. А наука, облачённая светом, — это вдохновенная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира»[155].
Написал двухтомный трактат, где попытался обосновывать единство науки и религии. Утверждал, что открытия, сделанные в конце XIX — начале XX века, доказывают неисчерпаемость наших представлений о жизни и позволяют пересмотреть многие идеи естествознания. В первом — «Дух, душа и тело»[156] — он рассматривал движения, соединения и свойства элементарных частиц в человеческом организме, обосновывая, что они могут составлять человеческую душу:
Невидимая глазом часть солнечного спектра составляет 34 %. И только весьма незначительная часть из этих 34 % — ультракрасные, ультрафиолетовые, инфракрасные лучи — исследована, и поняты те формы, которые лежат в их основе. Но что можно возразить против предположения, даже уверенности в том, что за многочисленными фраунгоферовыми линиями скрывается много тайн, неведомых нам форм энергии, может быть, ещё более тонких, чем электрическая энергия?
— "Дух, душа и тело"
Указывал на различие между телесными ощущениями и чувствами души:
Никому не известны центры радости и печали, гнева и страха, эстетического и религиозного чувства. Хотя от всех органов чувств и всех вообще органов тела направляются в мозг и оканчиваются в клетках его сенсорных центров все чувствительные нервные волокна, но они несут только ощущения зрительные и слуховые, обонятельные и вкусовые, тактильные и термические, локомоторные и многие другие. Но это только ощущения. А не делать различий между ощущениями и чувствами значит впадать в самую глубокую психологическую ошибку.
В трактате «Дух, душа и тело» архиепископ Лука размышлял о введённом им понятии христианской антропологии, рассматривавшей человека как единство трёх составляющих: духа, души и тела. Сердце он определяет как орган общения человека с Богом, как орган богопознания[157].
Автор приводит примеры передачи духовной энергии от человека к человеку (врач и больной, мать и ребёнок, единение симпатий или гнева в театре, парламенте, «дух толпы», поток храбрости и отваги) и спрашивает: «Что же это, как не духовная энергия любви?» Войно-Ясенецкого не удовлетворяет объяснение памяти теорией молекулярных следов в мозговых клетках и ассоциативных волокнах. Он убеждён, что «кроме мозга должен быть и другой, гораздо более важный и могучий субстрат памяти». Таковым он считает «дух человеческий, в котором навеки отпечатываются все наши психофизические акты. Для проявления духа нет никаких норм времени, не нужна никакая последовательность и причинная связь воспроизведения в памяти пережитого, необходимая для функции мозга». Считая, что «мир имеет своё начало в любви Божией» и людям дан закон «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный», Войно-Ясенецкий убеждён, что должна быть дана и возможность осуществления этой заповеди, бесконечного совершенствования духа — вечное бессмертие. Подтверждал это многочисленными ссылками на Священное Писание[9].
Второй трактат на эту тему — «Наука и религия» — был опубликован только в 2000 году. Там профессор отстаивал теологическую теорию создания мира, обличал субъективизм человеческого познания:
Вообще, мы не видим предметы, как они есть, а усматриваем их согласно личному углу зрения, из которого их наблюдаем. Тем более мы не можем постигнуть своими научно-познавательными способностями то, что за вещами, то есть их сущности, а ещё более — Первосущность, то есть Бога. Уже потому наука не может отвергать бытие Бога, ибо эта тема лежит вне её компетенции, как и вся область сущностей.
— "Наука и религия"
Выступал в защиту христианских и Евангельских ценностей:
Иногда говорят, что христианская мораль будто бы построена на принципе индивидуализма: каждый за себя, один Бог за всех, и что, например, наиболее нравственным является не тот, кто, жертвуя своей жизнью, выносит из горящего дома ребёнка, а тот, кто смиренно молится о спасении погибающих, не ударяя палец о палец, чтобы спасти их жизнь. Но ведь как раз все это наоборот.
Приводил аргументы в пользу историчности Христа (Ссылался на Иосифа Флавия, Плиния Младшего, Тацита, Светония), утверждал, что именно вера в Бога помогает науке — в общем, выступал против всех тезисов, господствовавших в советской исторической науке:
Так называемый «научный» атеизм действительно противоречит религии, но он есть лишь предположение некоторых образованных людей, недоказанное и недоказуемое. Попытка атеистов доказать недоказуемое невольно наводит на воспоминание стихов Пушкина: Художник-варвар кистью сонной Картину гения чернит И свой рисунок беззаконный Над ним бессмысленно чертит.
В этой работе он цитировал и приводил примеры из биографий Сократа, Ньютона, Канта, Гёте, Пастера, Владимира Соловьёва, Пушкина, Чехова, Репина и других известных людей.
Святитель Лука Крымский. Икона XXI века
По сообщениям Русской православной церкви, люди, молившиеся на могиле епископа Луки, избавлялись от болезней[158][159][160]. Эти случаи, а также рост популярности крымского архиепископа подвигло руководство Русской православной церкви к внимательному изучению его жизни и творений.
13-14 ноября 1995 года Комиссия по канонизации святых Священного Синода РПЦ не нашла препятствий для благословения Патриархом Алексием II канонизации в Крымской епархии архиепископа Симферопольского и Крымского Луки (Войно-Ясенецкого).[161] Комиссия выразила убеждение, что могут быть основания для его общецерковного прославления в будущем.В соответствии с этим решением 22 ноября 1995 года архиепископ Симферопольский и Крымский Лука определением Синода Украинской православной церкви (Московского патриархата) причислен к лику местночтимых святых. Протоиерей Георгий Северин составил молитвы святому Луке[162]. В ночь с 17 на 18 марта 1996 года состоялось обретение святых мощей архиепископа Луки, которые ныне почивают в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя (ныне Свято-Троицкий женский монастырь)[163]. Был канонизирован как местночтимый святой также Красноярской епархией Русской православной церкви.
Рака с мощами святителя Луки в Свято-Троицком соборе в Симферополе
Украинской православной церковью учреждён Орден святителя Луки Крымского.
В 2000 году Архиерейским собором Русской православной церкви прославлен как исповедник (святой) в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Дни памяти — 29 января, 29 мая[164] (по юлианскому календарю).
Почитается как святой другими Поместными церквями, в частности, Элладской православной церковью, главный сторонник его прославления в Греции — архимандрит (ныне митрополит) Нектарий (Андонопулос), настоятель Спасо-Преображенского монастыря Сагмата. В 2001 году из Греции была привезена серебряная рака для его мощей[165]. В Греции святитель Лука почитается едва ли не более чем в России: там ему посвящены более тридцати часовен, имя Луки носит местное хирургическое общество. В греческой иконографии святой Лука часто изображается с набором хирургических инструментов, возлежащих подле него[166].
Академик РАМН Александр Чучалин является инициатором создания «Общества православных врачей России» имени профессора Войно-Ясенецкого[167]. Красноярский государственный медицинский университет носит имя профессора Войно-Ясенецкого. Имя святителя Луки также носит передвижной консультативно-диагностический центр — поезд «Доктор Войно-Ясенецкий — Святитель Лука», объезжающий отдалённые и труднодоступные посёлки и населённые пункты. Для многих их жителей — это главная возможность получить на практике качественную и своевременную медицинскую помощь.
14 июля 2008 года стал (посмертно) почётным гражданином Переславля-Залесского.
В 2017 году около главного корпуса Красноярского государственного медицинского университета был установлен памятник Войно-Ясенецкому. В 2019 году бюст святителя Луки открыт на территории Луганского государственного медицинского университета[168].
19 июня 2020 года в России была учреждена медаль Луки Крымского в качестве государственной награды для медработников[169].
Церковь Луки, архиепископа Крымского, при Медицинском радиологическом научном центре (г. Обнинск)
Храмы и часовни
Россия
— храм Святителя Луки, архиепископа Симферопольского и Крымского, по адресу: Симферопольский бульвар, 28,— храм Святителя Луки в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева,— часовня святителя Луки в 52-й городской клинической больнице,— храм в честь Святителя Луки, архиепископа Симферопольского, в Марьине, на пересечении улиц Перервы и Белореченской.
— храм Святителя Луки, архиепископа Крымского, исповедника[171],— храм-часовня Святителя Луки, архиепископа Крымского, исповедника на территории санатория «Дружба»[172].
— домовой храм Святителя Луки, архиепископа Симферопольского на территории железнодорожной больницы[184],— храм Святителя Луки, архиепископа Симферопольского на территории ФКУ ЛИУ-3[185].
Украина
Памятники, организации, топонимика
Россия
- Москва: — бюст профессора Войно-Ясенецкого в галерее знаменитых хирургов Института скорой помощи имени Склифосовского (1947) по инициативе Сергея Юдина[46]— Научно-практический центр специализированной медицинской помощи детям имени В. Ф. Войно-Ясенецкого Департамента здравоохранения города Москвы[190]
- Ейск (Краснодарский край): памятник на территории Ейской центральной районной больницы при храме в его честь[173].
- Котлас: Котласская центральная городская больница имени святителя Луки (В. Ф. Войно-Ясенецкого)
- Красноярск: — памятник архиепископу Луке, установлен 15 ноября 2002 год у церкви Святого Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна[191]; — имя профессора В. Ф. Войно-Ясенецкого присвоено Красноярскому государственному медицинскому университету; при университете открыт храм Святителя Луки; — мемориальная доска на здании школы № 10 на улице Ленина.
- Липецк: памятник святому Луке при больнице его имени[192]
- Нижний Новгород: памятник работы скульптора Ивана Лукина установлен на проспекте Гагарина возле здания Нижегородской медицинской академии. Памятник изображает святителя-хирурга в архиерейском облачении, с книгой по хирургии в руках
- Романовка Саратовской области: улица, на ней установлена мемориальная доска[193]
- Саки: памятник при храме на территории военного санатория.
- Санкт-Петербург: — имя Святителя Луки присвоено учреждению «Клиническая больница»; — имя Святителя Луки носит Общество православных врачей Санкт-Петербурга[194]
- Симферополь: — памятник в сквере Святителя Луки перед представительством президента; — памятник на территории 386-го военного госпиталя Военно-медицинского клинического центра Крымского региона (установлен 2 июля 1997 года, скульптор Ю. Г. Пустовита); — бюст-памятник и мемориальная доска в Симферопольском военном госпитале[195]; — имя Святителя Луки (профессора В. Ф. Войно-Ясенецкого) присвоено Симферопольскому военному госпиталю; — именем Святителя Луки назван сквер
- Тамбов: — памятник архиепископу Луке во 2-й городской больница имени Святителя Луки[196] — в областной детской библиотеке открыт музей его памяти[197]; — народный музей Святителя Луки, в доме, где он жил в период с 1944 по 1946 год (открыт 14.10.2017); — памятник Святителю Луке перед этим домом (освящён 14.10.2017)
- село Туруханск Красноярского края: улица Святого Луки Войно-Ясенецкого.
- Передвижной лечебно-консультативный центр ОАО «РЖД» носит имя Луки Войно-Ясенецкого
- Волжский: — бюст на территории больницы № 3. Открыт в 2021 г.
Украина
Список медицинских трудов приведён в предисловии к книге святителя Луки «Дух, душа и тело» издания 2010 года. Автором предисловия является Виталий Москаленко, ректор Национального медицинского университета имени Богомольца — alma mater Войно-Ясенецкого[199].
- Невроматозный элефантиаз лица, плексиформная неврома // Хирургия. — 1908.
- О способах анестезии, наиболее удобных в земской практике // Врачебная газета. — 1908.
- Случай ретроградного ущемления кишечной петли в паховой грыже // Хирургия, 1908.
- Регионарная анестезия при операциях шеи, языка и верхней челюсти // Тр. Моск. хирург. о-ва. — 1909.
- Регионарная анестезия // Тр. Тамбовского физиол. мед. о-ва. — 1909.
- Кровяная саркома ребра // Хирургия, 1910.
- Об оперативном лечении переломов позвоночника // Хирургия. — 1910.
- Отчет о хирургической работе Романовской земской больницы за 1909—1910 гг.
- О первом остром остеомиелите позвоночника // Хирургия. — 1911.
- Двустороннее повреждение блуждающего нерва // Хирургия. — 1911.
- Zweiter Fall von vorübergehender Erblindung nach Novocain Adrenalininjection in Augenhöhle // Zentralblatt für Chirurgie. — 1911.
- Отчёт о хирургической работе Переяславльской земской больницы. — 1911.
- Leitungsanästhesie des nervus ischiaticus // Zentralblatt für Chirurgie. — 1912.
- Регионарная анестезия седалищного и срединного нервов // Тр. XII съезда русских хирургов. — 1912.
- Отчёт о хирургической работе Переяславльской земской больницы" 1912—1913.
- Отчёт о хирургической работе Переяславльской земской больницы" 1914.
- К казуистике оперативного лечения опухолей мозга // Тр. Киев. хирург. о-ва. — 1914.
- Регионарная анестезия кисти руки // Врачебная газета. — 1915.
- Регионарная анестезия. Докторская диссертация. — СПб., 1915.
- Кариозные процессы в рёберных хрящах и их оперативное лечение // Вестник хирургии. — 1923.
- Über das Unterbindungen der Gefäße bei Exstirpation der Milz // Zeitschrift für Chirurgie. — 1923.
- Артротомии при гнойных воспалениях больших суставов // Вестник хирургии. — 1924.
- Топография паховых и наружных подвздошных лимфатических желез и техника оперативного удаления их // Туркменский мед. журн. — Т. 1. — № 2.
- Опасности способа Марбурга // Туркменский мед. журн. — Т. 1. — № 7.
- Очерки гнойной хирургии. — 1-е изд. — 1934.
- Наш опыт лечения огнестрельного остеомиелита в госпиталях глубокого тыла. — 1943.
- Очерки гнойной хирургии. — 2-е изд. — 1943.
- Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов. — М., 1944.
- Разрез, без которого нельзя вылечить гнойный коксит // Госпитальное дело. — 1944.
- О раневом сепсисе // Сб. тр. Воронежского воен. округа. — 1945.
- О гематогенном остеомиелите. — 1946—1947.
- О лечении хронических эмпием плевры после огнестрельных ранений. — 1947.
- Патогенез и терапия мозолей // Сов. медицина. — 1953. — № 1.
- Очерки гнойной хирургии. — 3-е изд. — 1956.
Богословские, автобиографические[править | править код]
- ↑ По данным Георгия Шевченко, до 1929 года двойная фамилия Валентина Феликсовича писалась как Ясенецкий-Войно. По утверждению автора, он сделал это «по сугубо личным мотивам» и не счёл нужным упомянуть в мемуарах
- ↑ Это усиливалось историей его старшей сестры Ольги, которая увлекалась народническими идеями, и приняв Ходынскую катастрофу близко к сердцу, покончила с собой.
- ↑ Был создан в 1878 году как Киевская община сестёр милосердия. С 1885 года госпиталь назывался Мариинской больницей.
- ↑ Только в хирургическом отделении работали два врача, в остальных — по одному.
- ↑ В самом начале подготовки к постригу епископ Андрей хотел дать Валентину Феликсовичу имя Пантелеимон, в честь святого-целителя. Но позднее, понаблюдав за работой профессора в университете и в клинике, решил дать ему имя Лука в честь евангелиста Луки, по преданию, также врача и художника, который в Библии назван «врач Возлюбленный» (Кол. 4:14)
- ↑ Милиционер, конвоировавший епископа, говорил, что чувствует себя Малютой Скуратовым, везущим митрополита Филиппа в Отроч монастырь.
- ↑ Эти письма перехватывались цензурой ОГПУ и прикладывались к уголовному делу; их публикация состоялась только в 2001. Полный текст письма Рыкову приведён в используемой работе Лисичкина на страницах 198—200.
- ↑ Полная хронология дела, возвраты материалов, продление сроков следствия, тексты протоколов, показания епископа и свидетелей см. в используемой работе Лисичкина, с. 271—305.
- ↑ Борис (Шипулин), Евгений (Кабранов), Михаил Андреев, Иван Середа, Венедикт Багрянский были расстреляны в 1938 году, Валентин (Ляходский) приговорён к 10 годам тюремного заключения
- ↑ 1 2 Святитель Лука́ (Войно-Ясенецкий), архиепископ Симферопольский, Крымский
- ↑ Как В 1987 году была создана комиссия по реабилитации
- ↑ Житие и канонизация святителя архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого)
- ↑ Полная биография святителя Луки Крымского (Войно-Ясенецкого)
- ↑ Биография св. Луки, открытие памятника в Крыму
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 21.
- ↑ Марущак, 2010, p. 9—10.
- ↑ 1 2 Институт детской неврологии и эпилепсии имени Святителя Луки
- ↑ 1 2 Биография и оценка деятельности на сайте medpulse.ru
- ↑ Шевченко, 2009, p. 36.
- ↑ 1 2 Лисичкин, 2009, с. 47.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 64.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 61.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 66.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 53.
- ↑ Великий исповедник и гениальный учёный на Мордовской земле (неопр.). www.sarep.ru. Дата обращения: 21 ноября 2020.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 86—88.
- ↑ 1 2 Шевченко, 2009, с. 89.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 56—58.
- ↑ Марущак, 2010, с. 16.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 98.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 63.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 63—65.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 131.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 138—139.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 67.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 142.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 72—73.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 147.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 149.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 150—151.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 153.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 74—75.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 159.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 79—80.
- ↑ preparhia. Архипелаг святителя Луки в Переславле-Залесском | Переславская епархия (рус.) (неопр.) ?. Дата обращения: 26 декабря 2020.
- ↑ Марущак, 2010, с. 17—19.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 223—225.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 229—230.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 232—233.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 93—94.
- ↑ Марущак, 2010, p. 21—22.
- ↑ Марущак, 2010, p. 23.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 244—246.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 249—252.
- ↑ 1 2 3 4 Варшавский С., Змойро И. Войно-Ясенецкий: две грани одной судьбы Архивная копия от 30 апреля 2009 на Wayback Machine//Журнал «Звезда Востока», № 4, 1989 г.
- ↑ Марущак, 2010, p. 24.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 102.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 261.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 104.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 263—264.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 265—267.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 104—105.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 128.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 110—112.
- ↑ Марущак, 2010, p. 31—32.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 127.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 116—117.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 297—298.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 122—123.
- ↑ Марущак, 2010, с. 33.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 125—126.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 134—136.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 312—313.
- ↑ 1 2 Лисичкин, 2009, с. 144.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 147.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 148.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 325.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 326—327.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 156.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 158.
- ↑ 1 2 Лисичкин, 2009, с. 160—162.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 332.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 163—165.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 335.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 163—171.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 336—337.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 177.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 178.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 339—340.
- ↑ 1 2 3 4 Волчегорская В. Святой целитель нашего времени (неопр.). Голос совести. Архивировано 15 октября 2007 года.
- ↑ Jassenezki-Woino, W. F. Cariöse Prozesse in den Rippenknorpeln und ihre operative Behandlung (нем.) // Arch. klin. Chir. — 1923. — Nr. 123. — S. 345.
- ↑ Артротомии при гнойных воспалениях больших суставов // Вестник хирургии и пограничных областей. — 1924. — Т. 4. — С. 279—290. Кн. 10, 11.
- ↑ Шевченко, 2009, с. 344—345.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 188—189.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 347—349.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 366—368.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 372.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 369—370.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 373.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 195.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 375.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 376—377.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 212.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 214.
- ↑ Веденеев Д. Атеисты в мундирах. — М., 2016. — С. 402.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 392.
- ↑ 1 2 Д.Скворцов Военврач от Бога (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 21 июня 2011. Архивировано 23 марта 2012 года.
- ↑ Глава пятая. Исповедую хирургию (1933—1937) (из книги Поповский, М. А. Жизнь и житие святителя Луки Войно-Ясенецкого — архиепископа и хирурга / М. А. Поповский. — СПб. : Сатисъ Держава, 2005. — 511 с., 5 л. ил. — ISBN 5-7373-0121-4.)
- ↑ Д.Веденеев. Атеисты в мундирах. М., 2016. С.402.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 220.
- ↑ Динара Грачева. Святитель Лука Крымский: доктор в командировке / Православие.Ru (рус.). pravoslavie.ru. Дата обращения: 18 октября 2020.
- ↑ Газета «Правда Севера»
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 242—244.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 245—248.
- ↑ Веденеев Д. Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины. — М.: Алгоритм, 2016. — 496 с. — С. 401—402. — ISBN 978-5-906880-40-6.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 257—258.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 262—267.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 300.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 306—309.
- ↑ Информационный портал об Афоне
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 316—319.
- ↑ Галкин А. К. Указы и определения Московской Патриархии об архиереях с начала Великой Отечественной войны до Собора 1943 года // Вестник церковной истории. 2008, № 2. С. 90
- ↑ Марущак, 2010, p. 61—63.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 321.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 520—522.
- ↑ Запись беседы Г. Г. Карпова с патриархом Сергием об оказании финансовой помощи Антиохийской патриархии, сроках поездки делегации РПЦ в Великобританию, назначениях на епископские кафедры и др. 5 мая 1944 г. (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 17 ноября 2017. Архивировано 8 апреля 2014 года.
- ↑ Служебная записка Г. Г. Карпова наркому здравоохранения РСФСР А. Ф. Третьякову о нарушении советских законов архиепископом Лукой (В. Ф. Войно-Ясенецким). 10 мая 1944 г (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 17 ноября 2017. Архивировано 8 апреля 2014 года.
- ↑ Информационное письмо Г. Г. Карпова заведующему Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) П. Н. Федосееву о беседе наркома здравоохранения РСФСР А. Ф. Третьякова с архиепископом Лукой. 8 августа 1944 г. (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 17 ноября 2017. Архивировано 8 апреля 2014 года.
- ↑ 1 2 3 Лука (Войно-Ясенецкий) на сайте Тамбовской Духовной Семинарии Иерей Виктор Лисюнин (недоступная ссылка)
- ↑ Катаев А. М. Из истории возникновения обновленческого раскола в Русской Православной Церкви в первой половине XX в.
- ↑ Марущак, 2010, p. 67—68.
- ↑ Д.Веденеев. Атеисты в мундирах. М., 2016. С.413.
- ↑ Награждения по Московской Патриархии // ЖМП. 1945, № 3. С. 9
- ↑ Д.Веденеев. Атеисты в мундирах. М., 2016. С.408.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 545—547.
- ↑ Сказка о мудром Сталине, покаявшемся по молитве одного араба (рус.). k-istine.ru. Дата обращения: 21 июля 2016.
- ↑ Последние годы обновленчества в контексте государственно-церковных отношений в 1943—1945 ГГ
- ↑ Марущак, 2010, p. 72—73.
- ↑ «„К миру призвал нас Господь Архивная копия от 10 ноября 2016 на Wayback Machine“ (1 Кор. 7 15)» // «ЖМП». 1948, № 1, стр. 61—64
- ↑ Орфография оригинального источника.
- ↑ «ЖМП». 1948, № 1, стр. 63.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 558—560.
- ↑ Шевченко, 2009, p. 569—570.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 371.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 367.
- ↑ Тексты некоторых проповедей на сайте «Православный Крым»
- ↑ Марущак, 2010, p. 79—81.
- ↑ Лисичкин, 2009, p. 380—388.
- ↑ Институт детской неврологии и эпилепсии имени Святителя Луки.
- ↑ Рузянов А. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). К 130-летию со дня рождения святителя // Госпитальная хирургия. — 2007. — № 2. Архивировано 30 августа 2021 года.
- ↑ Богомолов Б. П., Светухин А. М. Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. К 130-летию со дня рождения // Хирургия. Журн. им. Н. И. Пирогова. — 2007. — № 12. (недоступная ссылка)
- ↑ Войно-Ясенецкий В. Ф. (архиепископ Лука). Приложение. Местная анестезия // Очерки гнойной хирургии. — М.: БИНОМ, 2006. — С. 612. — 720 с. — 3000 экз. — ISBN 5-9518-0143-5.
- ↑ Протоиерей Валентин Асмус. О жизни архиепископа Луки // Архиепископ Лука (Войко-Ясенецкий). Дух, душа и тело. — Брюссель: Православный Свято-Тихоновский богословский ин-т, 1997. — С. 3. — 54 с.
- ↑ Войно-Ясенецкий, Валентин Феликсович // Большая медицинская энциклопедия / Гл. ред. Б. В. Петровский. — 3-е изд. — М.: Сов. энциклопедия, 1976. — Т. IV (Валин — Гамбия). — С. 388. — 576 с. — 150 000 экз.
- ↑ 1 2 18.2. Виды местной и регионарной анестезии // Руководство по анестезиологии / Под ред. А. А. Бунятана. — М.: Медицина, 1994. — 656 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-225-01002-4. (недоступная ссылка)
- ↑ Войно-Ясенецкий В. Ф. (архиепископ Лука). Приложение. Местная анестезия // Очерки гнойной хирургии. — М.: БИНОМ, 2006. — С. 610. — 720 с. — 3000 экз. — ISBN 5-9518-0143-5.
- ↑ Катунин Ю. А., Захаров М. Ф. IV раздел. Приложение. В. Ф. Войно-Ясенецкий — человек-легенда // Культура народов Причерноморья. — Симферополь: Крым, 1997. — Т. 1. — ISBN 5-7780-0808-2. Архивированная копия (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 16 октября 2011. Архивировано 5 ноября 2004 года.
- ↑ Интернет-дайджест о Святителе Луке.
- ↑ Сибирский медицинский портал Архивная копия от 7 ноября 2011 на Wayback Machine.
- ↑ Воспоминания одной из его медсестёр.
- ↑ Витебская областная газета (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 19 сентября 2011. Архивировано 7 марта 2016 года.
- ↑ Интернет-Дайджест о святителе Луке
- ↑ Азбука Веры: Проповеди (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 17 ноября 2017. Архивировано 23 июля 2012 года.
- ↑ Лисичкин, 2009, с. 347.
- ↑ http://judeshe.3dn.ru/news/vojno_jaseneckij_o_dukhe_dushe_i_tele/2011-04-29-76
- ↑ Марущак, 2010, с. 69—71.
- ↑ Марущак, 2010, с. 102—105.
- ↑ Житие и канонизация.
- ↑ Прошла юбилейная Международная конференция, посвящённая Святителю Луке Архивная копия от 11 марта 2012 на Wayback Machine.
- ↑ Комиссия Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых. Справка о работе Комиссии по вопросу канонизации местночтимых святых // Канонизация святых в XX веке (рус.) / по благословению Патриарха Московского и Вся Руси Алексия II. — Москва: Издательство Сретенского монастыря, 1999. — С. 227—228. — 256 с. — 5 000 экз.
- ↑ Составил протоиерей Георгий Северин, настоятель храма Трех Святителей г. Симферополя Архивная копия от 10 сентября 2011 на Wayback Machine.
- ↑ Марущак, 2010, с. 106.
- ↑ Святитель Лука, исповедник, архиепископ Крымский. Православный Церковный календарь.
- ↑ Лука (Войно-Ясенецкий). Древо.
- ↑ Целитель Лука. Документальный фильм. ОРТ, 2015 год..
- ↑ Церковь в честь иконы Божьей Матери «Киево-Братская» (недоступная ссылка).
- ↑ Глава ЛНР принял участие в открытии на территории ЛГМУ бюста Святителя Луки (ФОТО) (неопр.). lug-info.com. Дата обращения: 4 декабря 2019.
- ↑ Новоучрежденные государственные награды для медицинских работников названы в честь Н.И. Пирогова и святителя Луки Крымского (неопр.).
- ↑ Храм Священноисповедника Луки на сайте Балашихинского благочиния
- ↑ Храм святителя Луки архиепископа Крымского, г Евпатория
- ↑ Евпаторийское благочиние
- ↑ 1 2 Освящение больничного храма
- ↑ храм во имя Святителя и Исповедника Луки (Войно-Ясенецкого), архиепископа Крымского
- ↑ Храм святителя Луки, г. Керчь
- ↑ Во время гонений коммунистов Лука (Войно-Ясенецкий) был репрессирован, в 1940—1941 годах отбывал ссылку в Большой Мурте, где занимался хирургической деятельностью.
- ↑ «К зиме возле Нижегородской медицинской академии появится памятник святому архиепископу Луке и посвященный ему храм». Нижегородская епархия, 27.6.2007.
- ↑ В Новосибирске появились три новых памятника.
- ↑ Красногорский церковный округ (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 18 мая 2012. Архивировано 23 марта 2013 года.
- ↑ На территории Медицинского радиологического научного центра РАМН в Обнинске освящён храм в честь святителя Луки. Патриархия.ru.
- ↑ Храм Святителя Луки Исповедника г. Саратова (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 18 мая 2012. Архивировано 20 июля 2012 года.
- ↑ Храм Святителя Луки (Войно-Ясенецкого), г. Ульяновск
- ↑ Храм святителя Луки Крымского, с. Киселёвка Ульяновской области
- ↑ Храм святителя Луки Крымского и Симферопольского на территории на ж/д больницы — Православный Сахалин — официальный сайт Южно-Сахалинской и Курильской епархии РПЦ
- ↑ Храм святителя Луки Крымского и Симферопольского на территории ФКУ ЛИУ-3 (г. Южно-Сахалинск) — Православный Сахалин — официальный сайт Южно-Сахалинской и Курильской епархии РПЦ
- ↑ Главная страница больничного храма
- ↑ Православная Одесса
- ↑ Православная Одесса
- ↑ Храм святителя Луки Крымского (Винница)
- ↑ Официальный сайт.
- ↑ Красноярская епархия (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 18 мая 2012. Архивировано 17 июля 2015 года.
- ↑ Липецкое время
- ↑ Новости Саратова (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 19 сентября 2011. Архивировано 5 марта 2016 года.
- ↑ Общество православных врачей Санкт-Петербурга
- ↑ В Крыму установлен памятник Святителю Луке
- ↑ Памятник архиепископу Тамбовскому и Мичуринскому Луке (Войно-Ясенецкому) (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 21 апреля 2012. Архивировано 5 марта 2016 года.
- ↑ газета «Кифа»
- ↑ Одна Родина (неопр.) (недоступная ссылка). Дата обращения: 2 октября 2012. Архивировано 5 апреля 2013 года.
- ↑ Святитель Лука (Войно-Ясенецкий). Предисловие // Дух, дуща и тело. — К.: Авіцена, 2010. — С. 9—30. — 208 с. — 1000 экз. — ISBN 978-966-2144-21-5.
- Блохина Н. Н., Калягин А. Н. Врачеватель тела, души и духа. (К 120-летию В. Ф. Войно-Ясенецкого) // Сибирский медицинский журнал. — Иркутск. — 1997. — № 1, 2. — С. 53—55.
- Богомолов Б. П., Светухин А. М. Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. К 130-летию со дня рождения (рус.) // Хирургия. Журнал им. Н. И. Пирогова. — М.: Медиа Сфера, 2007. — № 12. — С. 69. — ISSN 0023-1207. (недоступная ссылка)
- Варшавский В. Т., Змойро И. Д. Вопросы урологии в трудах В. Ф. Войно-Ясенецкого // Урология и нефрология. — 1989. — № 5. — С. 66—68.
- Глянцев С. П. Профессор В. Ф. Войно-Ясенецкий (Архиепископ Лука) в ссылке в Северном крае (Архангельск, август 1931 г. — ноябрь 1933 г.) (рус.) // Анналы хирургии. — М.: Медицина, 1998. — № 3. — С. 77—80. — ISSN 1560-9502.
- Котельников В. П. В. Ф. Войно-Ясенецкий — выдающийся хирург нашего времени // Клиническая медицина. — 1987. — С. 152—155.
- Лизгунов П. О. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) о науке и религии // Innova. — 2019. — № 3 (16). — С. 13-17
- Никитин В. А. Несгибаемый страстотерпец // Слово. — 1990. — № 5. — С. 45—48.
- Поляков В. А. Профессор Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий // Ортопедия, травматология и протезирование. — 1990. — № 10. — С. 55—56.
- Сизых Т. П. О двух воинах, защищавших отечество — д.м.н., профессоре Валентине Феликсовиче Войно-Ясенецком и начмеде эвакогоспиталя 15/15 Надежде Алексеевне Бранчевской // Сибирский медицинский журнал. — 2005. — № 3. — С. 98—106.
- Веденеев Д. В., Веденеев В. Д. Врач и архипастырь: деятельность святителя Луки Крымского в контексте истории медицины и церковно-государственных отношений в СССР: историко-медицинский очерк. — К.: УФК, 2015. — 72 с.
- Войно-Ясенецкий, Валентин Феликсович / Воробьёв Р. И. // Великий князь — Восходящий узел орбиты [Электронный ресурс]. — 2006. — С. 608. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 5). — ISBN 5-85270-334-6.
- Глущенков В. Святитель Лука — взгляд в будущее. — Полтава: Спасо-Преображенский Мгарский монастырь, 2002. — 224 с. — 40 000 экз. — ISBN 966-302-327-9.
- Кассирский И. А. Воспоминания о профессоре В. Ф. Войно-Ясенецком (рус.) // Наука и жизнь. — 1989. — № 5. — С. 76—89.
- Кожевников С. В. Красноярский период (1941—1944) жизни и деятельности святителя Луки (хирурга В. Ф. Войно-Ясенецкого). — 1. — Красноярск: ООО «Типография КАСС», 2020. — 260 с. — ISBN 978-5-6044192-7-4.
- Лисичкин В. А. Архиепископ Лука в годы Великой Отечественной войны // Мат-лы церк.-общест. конф. «За други своя: Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война», 24 марта 2005 г.. — М.: Издат. совет РПЦ, 2005. — С. 55—70. — ISBN 5-94625-123-6.
- Лисичкин В. Лука, врач возлюбленный. — М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2009. — 456 с.
- Лисюнин, В. Ф. Тамбовская Голгофа святителя Луки: по свидетельствам очевидцев : монография / науч. ред., авт. вступ. ст. : Л. Г. Протасов. — Тамбов : Изд. дом ТГУ им. Г. Р. Державина, 2012. — 540 с. : ил.
- Лука, архиепископ, св. // Кругосвет
- Марущак В. Святитель-хирург. Житие архиепископа Войно-Ясенецкого. — М.: Даниловский благовестник, 2010.
- Петров С. Г. Пребывание архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) в Новосибирске (свидетельство очевидца) // Вестник ПСТГУ. Серия 2: История. История Русской Православной Церкви. 2011. — № 3 (40). — С. 117—132.
- Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. — М.: Данилов мужской монастырь, 2010.
- Солженицын А. И. «Архипелаг ГУЛАГ» (т. 2, ч. 3, гл. 10).
- Лука (Войно-Ясенецкий В. Ф.). Я полюбил страдание: автобиография. — Мн.: Белорусская Православная Церковь (Белорусский Экзархат Московского Патриархата), 2013. — 125 с. — ISBN 978-985-511-579-4.
- Ханенко Б. И., Григорьева Л. И. Войно-Ясенецкий Валентин Феликсович // Енисейский энциклопедический словарь / гл. ред. Н. И. Дроздов. — Красноярск: Ассоциация «Русская энциклопедия», 1998. — С. 109—110. — 736 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-88329-005-1.
- Шевченко Ю. Л. Приветствует вас святитель Лука, врач возлюбленный. — СПб.: Наука, 2007. — 622 с. — ISBN 5-02-026279-X.
Воспоминания о святителе Луке СОФИИ ГЕОРГИЕВНЫ ГАЛКИНОЙ
Седмица.RU
Софья Георгиевна Галкина родилась в Киеве в 1916 г. Девочка рано осталась сиротой. Когда ей был всего лишь год, от тифа умер отец – полковник царской армии Георгий Тамбиев. На семью обрушились все несчастья трудного времени – расстрел дедушки, постоянный страх за своих родных, безработица и голод. С детских лет рисование стало любимым занятием Сони. Любовь ко всему прекрасному привела ее в художественно-промышленное училище, а затем по ВГИК, где она получила диплом художника кино. Однако поработать пришлось совсем немного. Тяжелая болезнь и неудачная операция приковали девушку к больничной койке. Два года Софья провела в Институте Склифосовского, там она и встретилась со святителем Лукой.
Бывают встречи, которые оставляют глубокую память на всю жизнь, о которых необходимо рассказывать людям. Такой была моя встреча с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким), жизненный путь которого был подвигом во имя Христа.
Бог, по Своему милосердию, послал мне встречу с ним в институте им. Н.В. Склифосовского, где я пробыла с небольшими перерывами около двух лет. Тяжелые операции на позвоночнике, которые я перенесла там, причиняли физические страдания, казавшиеся иногда непереносимыми, и только великая любовь к рисованию приносила радость.
Нянечки, прачки, санитары, медсестры, хирурги садились на низенькой скамеечке у моей кровати, чтобы я могла, лежа на животе, рисовать их.
Сколько прекрасных тружеников послевоенной Москвы прошло тогда передо мной! Сколько раненых на фронте, детей и взрослых! Профессор Сергей Сергеевич Юдин, чьи уникальные операции по имплантации искусственных пищеводов привлекали во множестве иностранных специалистов, часто заканчивал свои обходы клиники у моей кровати с вопросом: "Что нового?" – и смотрел мои карандашные портреты.
Карандашный портрет архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) |
Однажды он зашел, как всегда, стремительно и предложил нарисовать архиепископа Луку.
Могла ли я отказаться? Перебинтованная, спеша за Сергеем Сергеевичем, я с волнением узнала, что владыка Лука, которого мне предстояло рисовать, был много раз в ссылках за веру. Он продолжал и там проповедь Христа, делал блестящие операции и написал книгу «Очерки гнойной хирургии», удостоенную Сталинской премии. Как раз накануне в стенах института на конференции ему торжественно вручали ее.
Упоминание о ссылках острой болью отразилось в моей душе, так как десять лет тому назад я потеряла тетю, воспитавшую меня, сироту. Она погибла в Сибири за то, что в годы изъятия церковных ценностей укрывала у себя архиерейскую митру.
Трудно передать чувство благоговения, которое овладело мной при виде чудного старца, сидевшего в зале, куда привел меня Юдин!
Семья, воспитавшая меня, была глубоко религиозной, и хотя потом были годы учения в школе и работы на фабрике с их антирелигиозной пропагандой, вера, хранимая в душе, глубокое уважение к священнику – остались. И было естественным подойти под благословение к Владыке и попросить разрешения нарисовать его.
Слушая тихий, ласковый голос, видя устремленный на меня добрый взгляд, я почувствовала, что волнение мое чудесно успокоилось и я в силах приняться за рисование.
Рисуя, я рассказывала Владыке о своей жизни в Киеве, о гибели тети, о любви к искусству. Каково же было мое удивление и радость, когда я узнала, что Владыка Лука закончил Киевскую художественную школу. Но, как пошутил он, из неудавшегося художника он стал художником в анатомии и хирургии: изучал кости, лепил их из глины, когда учился в Киевском университете на медицинском факультете. «Я видел вокруг столько страдающих людей, что принял решение заниматься не тем, что нравится, а тем, что полезно людям. Я стал хирургом и не жалею об этом».
Негромкий голос Владыки, его рассказы о работе в земских больницах, где не было элементарных условий для работы хирурга, делавшего сложные операции, где иногда приходилось стерилизовать инструменты в самоваре, глубоко трогали меня.
Я очень хорошо понимала, какую ответственность за жизнь человека несет хирург. Слишком много приходилось видеть и испытывать самой в клинике. Но удивляло и хотелось понять, как хирург стал священником.
Отвечая, Владыка сказал, что в 20-е годы набирала силы антирелигиозная пропаганда: проходили кощунственные карнавалы, разрушались храмы, подрывались устои нравственности, и он почувствовал необходимость исцелять не только телесные, но и духовные болезни. «Предложение стать священником я принял как Божий призыв, придя к мысли, что мой долг – защищать проповедью оскорбляемого Спасителя».…
Как мне хотелось передать в рисунке проникновенный взгляд его мудрых глаз, весь его облик – мягкие черты лица, большой лоб, белоснежные волосы, бороду, покоившуюся на груди, руки пастыря и блестящего хирурга, столько потрудившиеся в жизни, а сейчас спокойно и задумчиво перебиравшие четки!
Мой рисунок Владыка рассматривал доброжелательно и пригласил, при случае, посетить его в Симферополе, куда он уезжал, чтобы возглавить Симферопольскую и Крымскую епархию.
Надпись на портрете архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) |
Прошло два года, и в 1948 году, проездом в Ялту, я нашла в Симферополе храм, где служил Владыка. День был воскресный, служба кончилась, началась проповедь. В высокие окна лился яркий солнечный свет, освещая фигуру Владыки.
В благоговейной тишине храма слышался его тихий голос, говоривший о мудрости устроения мироздания, созданного Творцом, о тонкой красоте нежных полевых цветов, о тихой радости, которую навевают краски зари, о том, что это – немая проповедь душевной чистоты. Владыка говорил о том, что главное в жизни – всегда делать добро людям. «Не можешь делать большое – соверши хоть малое!»
Я слушала Владыку и сердце сжималось от боли: ведь он был на пороге слепоты! Об этом мне сказали прихожане храма.
Чувствовалось, что его почитают и любят здесь, в Крыму, где войной нанесены страшные раны, где разрушены города, храмы, где такое тяжелое экономическое положение.
Владыка готов был помочь всем. На архиерейской кухне всегда готовился обед на пятнадцать-двадцать человек. Обед простой, немудреный, состоявший подчас из одной похлебки, но у многих симферопольцев в голодные 1946-48 годы и такой еды не было.
К Владыке на консультации приезжали издалека больные, он помогал ставить диагноз, устраивал на операцию, просил прихожан организовать в больнице дежурство, опекать приезжих.
Но главной своей архиерейской обязанностью он считал восстановление храмов, возобновление в них богослужений и постоянные проповеди о Христе. А жил он очень скромно в небольшой двухкомнатной квартире, где главное место занимали книги.
Владыка нашел время еще раз попозировать мне и оставил на портрете чудную надпись: «Милую Соню да благословит Господь на жизнь христианскую и да исцелит от мучительной болезни. Архиепископ Лука. 5-V-48 г.».
С благословения Владыки мучительная болезнь отступила, я вернулась к активной трудовой жизни и испытала великую радость материнства…
Читайте также Воспоминания о Владыке Луке и рисунки СОФИИ ГЕОРГИЕВНЫ ГАЛКИНОЙ
Назад к списку
Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий родился 27 апреля 1877 года в Керчи, в семье провизора Феликса Станиславовича. Его отец происходил из древнего, но обедневшего дворянского рода и был набожным римокатоликом.
«Мой отец был католиком, весьма набожным, он всегда ходил в костел и подолгу молился дома. Отец был человеком удивительно чистой души, ни в ком не видел ничего дурного, всем доверял, хотя по своей должности был окружен нечестными людьми». Мать усердно молилась дома, но в церковь, по-видимому, никогда не ходила. Причиной этого было ее возмущение жадностью и ссорами священников, происходившими на ее глазах… Религиозного воспитания я в семье не получил, и, если можно говорить о наследственной религиозности, то, вероятно, я ее наследовал главным образом от очень набожного отца.»
Кроме Валентина, в семье было еще двое сыновей и две дочери. В конце 80-х годов Войно-Ясенецкие переехали в Киев, где и прошла юность Валентина. Одновременно с гимназией он окончил Киевское художественное училище и готовился стать художником. После окончания гимназии и Киевского художественного училища учился живописи в Мюнхене в частной школе профессора Книрра. В это время он находился под влиянием народнических идей. Некоторое время увлекался толстовством.
«С детства у меня была страсть к рисованию, и одновременно с гимназией я окончил Киевскую художественную школу, в которой проявил немалые художественные способности, участвовал в одной из передвижных выставок … Влечение к живописи у меня было настолько сильным, что по окончании гимназии решил поступать в Петербургскую Академию Художеств. Но во время вступительных экзаменов мной овладело тяжелое раздумье о том, правильный ли жизненный путь я избираю. Недолгие колебания кончились решением, что я не в праве заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей. Из Академии я послал матери телеграмму о желании поступить на медицинский факультет…»
В 1898 году Валентин Войно-Ясенецкий стал студентом медицинского факультета Киевского университета Св. Владимира в Киеве. Учеба давалась ему не просто, однако он учился практически на одни отличные оценки. Оканчивая университет осенью 1903 года, он заявил о том, что намерен быть земским врачом, чем очень удивил своих товарищей.
«Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям».
Готовясь к этой деятельности, он стал посещать в Киеве глазную клинику, где оперировал и вел амбулаторный прием. Кроме того, он приводил больных домой, и, по воспоминаниям сестры, их квартира превратилась в глазной лазарет.
После окончания университета (в 1903 году) в годы Русско-японской войны Валентин Феликсович работал хирургом в составе медицинского отряда Красного Креста в военном госпитале в Чите. Ему поручили заведовать одним из хирургических отделений; не имея специальной подготовки, он сразу стал делать много сложных операций.
Здесь он женился на медсестре Киевского военного госпиталя Анне Васильевне Ланской — дочери управляющего поместьем на Украине.
«Она покорила меня не столько своей красотой, сколько исключительной добротой и кротостью характера».
Вскоре после свадьбы Валентин Феликсович с женой переехали в небольшой город Ардатов Симбирской губернии, где ему поручили заведовать больницей. Слава о замечательном докторе настолько распространилась, что на прием к нему шли больные не только из близлежащих мест, но даже из соседней губернии. Один нищий, к которому после операции вернулось зрение, собрал слепых со всей округи, и они длинной вереницей выстроились в ожидании медицинской помощи.
Валентин Феликсович сочетал необыкновенно напряженную работу хирурга (оперируя с утра до вечера) и научную работу, которой занимался преимущественно по ночам. Здесь он написал две первые научные статьи.
В 1907 году у Войно-Ясенецких родился первенец Михаил, а в 1908-м — дочь Елена. Роды пришлось принимать отцу.
Земская управа перевела его в уездную фатежскую больницу, но вскоре он был уволен со службы, поскольку отказался прекратить прием и немедленно явиться к заболевшему исправнику: все пациенты всегда были для него равны, и положение в обществе не давало им никаких преимуществ. Неизменно строго относился он лишь к воинствующим безбожникам, болезни которых считал наказанием Божиим.
После увольнения любимого доктора в Фатеже начались беспорядки, и Валентин Феликсович был вынужден поскорее уехать оттуда. В 1909 году он поселился в Москве и около года был экстерном хирургической клиники профессора П.И. Дьяконова. Здесь он вплотную приступил к работе над диссертацией о местной анестезии. В те годы крайне несовершенный общий наркоз бывал «несравненно опаснее самой операции». После нескольких месяцев исследовательской работы в московском Институте топографической анатомии ученый сделал ряд открытий в сфере регионарной анестезии.
Однако жить в Москве с женой и двумя детьми было не на что, и Войно-Ясенецким пришлось уехать в село Романовку Саратовской губернии. Валентин Феликсович вернулся к практической хирургии и полтора года работал в местной больнице. На долю врача нередко приходилось до 200 амбулаторных больных в день, не считая выездов, причем 70% пациентов жили далее чем за 8 верст от его дома. Приемы велись в тесном и душном помещении, а рядом приходилось делать операции — в год не менее трехсот.
Здесь у них родился третий ребенок, сын Алексей. Из Романовки они переехали в Переславль-Залесский, где Валентин Феликсович получил место главного врача в больнице. С 1910 по 1917 годы он работал главным врачом в Переславле-Залесском.
Работу над диссертацией он продолжал во время ежегодных месячных отпусков: приезжая в Москву, Валентин Феликсович с утра до вечера работал в Институте топографической анатомии. Он писал:
"Из Москвы не хочу уезжать, прежде чем не возьму от нее того, что нужно мне: знаний и умения научно работать. Я по обыкновению не знаю меры в работе и уже сильно переутомился. А работа предстоит большая: для диссертации надо изучить французский язык и прочитать около пятисот работ на французском и немецком языках. Кроме того, много работать придется над докторскими экзаменами».
В общей сложности более 14 лет он проработал в земских больницах Симбирской, Саратовской, Курской и Ярославской губерний.
В 1915 году в Петрограде вышла его блестяще иллюстрированная книга «Регионарная анестезия». В ней были обобщены результаты исследований и богатейший хирургический опыт автора. За эту работу Варшавский университет присудил Валентину Феликсовичу премию имени Хойнацкого, которую обычно получали ученые, прокладывавшие новые пути в медицине. Однако полагающихся ему денег (900 рублей золотом) он не получил, поскольку не смог представить в Варшаву нужное количество экземпляров: небольшой тираж книги был раскуплен мгновенно.
Не оставляя службы в земстве, в 1915 году Валентин Феликсович защитил диссертацию («Региональная анестезия») на степень доктора медицины. Его оппонент писал: «Мы привыкли к тому, что докторские диссертации пишутся обычно на заданную тему с целью получения высших назначений по службе и научная ценность их невелика. Но когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее».
В Переславле семья Войно-Ясенецких прожила шесть с половиной лет. Там родился их младший сын, Валентин.
Михаил Валентинович вспоминал: «Отец работает днем, вечером, ночью. Утром мы его не видим, он уходит в больницу рано. Обедаем вместе, но отец и тут остается молчаливым, чаще всего читает за столом книгу. Мать старается не отвлекать его. Она тоже не слишком многоречива. Мебель в переславльском доме была до последней степени неказистая. Сбережений ни тогда, ни потом отец не имел». Войно-Ясенецкие жили тихо, ни в театры, ни в гости не ездили, и к ним редко кто приходил.
В начале 1917 года Анна Васильевна заболела туберкулезом, и семья переехала в Ташкент, где Валентину Феликсовичу предложили должность главного врача городской больницы. Там он организовывает хирургическое отделение и становится главным хирургом Ташкента.
Из воспоминаний врача Л. В. Ошанина: «Время было тревожное. В 1917–1920 годах в городе было темно. На улицах по ночам постоянно стреляли… раненых привозили в больницу. Я не хирург и, за исключением легких случаев, всегда вызывал Войно-Ясенецкого… В любой час ночи он немедленно одевался и шел по моему вызову. Иногда раненые поступали один за другим. Часто сразу же оперировались, так что ночь проходила без сна. Случалось, что Войно-Ясенецкого ночью вызывали на дом к больному, или в другую больницу на консультацию, или для неотложной операции. Он тотчас отправлялся в такие ночные, далеко не безопасные путешествия… Никогда не было на его лице выражения досады, недовольства, что его беспокоят по пустякам (с точки зрения опытного хирурга). Наоборот, чувствовалась полная готовность помочь. Я ни разу не видел его гневным, вспылившим или просто раздраженным. Он всегда говорил спокойно, негромко, неторопливо, глуховатым голосом, никогда его не повышая. Это не значит, что он был равнодушен — многое его возмущало, но он никогда не выходил из себя, а свое негодование выражал тем же спокойным голосом».
Здоровье Анны Васильевны ухудшалось. Она кое-как ходила по дому, но ни готовить, ни убирать уже не могла. Дети помнят, как отец по вечерам мыл полы, накручивая на половую щетку старые бинты. Вскоре стало совсем плохо с продуктами. Из больничной кухни начали приносить обед — тухлую квашеную капусту в мутной воде. Лечили больную лучшие доктора города, поддерживая ее не только лекарствами, но и усиленным питанием, однако приносимые тайком от Валентина Феликсовича продукты она раздавала детям, а сама довольствовалась капустной похлебкой. Окончательно подорвал ее здоровье арест мужа по клеветническому доносу. Главного врача с еще одним хирургом привели в железнодорожные мастерские, где заседала «чрезвычайная тройка». На разбор каждого дела «судьи» тратили не больше трех минут, практически всех приговаривая к расстрелу. Осужденных выводили через другую дверь и тут же убивали.
Арестованные врачи просидели в мастерских целый день. Все это время Валентин Феликсович оставался совершенно невозмутимым. На тревожные вопросы коллеги: «Почему нас не вызывают? Что это может означать?» — отвечал: «Вызовут, когда придет время, сидите спокойно». Поздно вечером знаменитого хирурга узнал видный партиец, и их отпустили. Вернувшись в отделение, главный врач распорядился подготовить больного к очередной операции и в обычный час встал к операционному столу, как будто ничего не случилось.
После этого Анна Васильевна уже не вставала с постели.
«Она горела в лихорадке, совсем потеряла сон и очень мучилась. Последние двенадцать ночей я сидел у ее смертного одра, а днем работал в больнице».
Умерла она в конце октября 1919 года. Четверо детей остались без матери. Сраженный горем Валентин Феликсович должен был срочно принять решение, которое позволило бы обеспечить детям должный уход и воспитание. Читая Псалтирь, он принял слова «неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях», как указание свыше и взял в жены Софию медсестру Сергеевну Велецкую, о которой он знал только то, что она недавно похоронила мужа и была бездетной, и все знакомство с ней ограничивалось только деловыми разговорами, относящимися к операции.
София Сергеевна была «настоящей сестрой милосердия старой выучки». В операционной ее ценили за мастерство и скромность: ни слова лишнего, она сходу угадывала, какой инструмент потребует хирург в следующее мгновение. С глубоким волнением выслушав Валентина Феликсовича, она с радостью согласилась заменить детям умершую мать. Ей давно хотелось помочь Войно-Ясенецким, но она не решалась предложить свою помощь. «Троих младших детей она очень любила, и особенно самый младший, Валя, не слезал с ее колен. А Мишу пришлось ей перевоспитывать». София Сергеевна скончалась в доме Валентина Валентиновича Войно-Ясенецкого, дожив до глубокой старости.
После смерти жены Валентин Феликсович стал «активным мирянином», посещал заседания ташкентского церковного братства и богословские собрания, нередко выступал с беседами на темы Священного Писания. В конце 1920 года на епархиальном собрании обсуждалась деятельность епископа Ташкентского и Туркестанского Иннокентия (Пустынского). Валентин Феликсович выступил с продолжительной, горячей речью, и после собрания владыка неожиданно сказал ему: «Доктор, вам надо быть священником!» «У меня никогда не было и мысли о священстве, но слова преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв устами архиерея и, ни минуты не размышляя, ответил: Хорошо, владыко! Буду священником, если это угодно Богу!»
Вопрос о рукоположении был решен так быстро, что ему даже не успели сшить подрясник. В ближайшее воскресенье он был посвящен в сан диакона, а через неделю, в праздник Сретения Господня 2 февраля 1921 года, рукоположен во иерея. Служение в Церкви пришлось совмещать с заведованием кафедрой топографической анатомии и оперативной хирургии на медицинском факультете только что открывшегося в Ташкенте университета (знаменитый хирург был одним из инициаторов его открытия). Лекции о. Валентин читал в рясе и с крестом на груди (в таком же виде он ходил и по улицам, чем очень нервировал городское начальство). Послушать его приходили и с других факультетов.
По воскресеньям о. Валентин служил в городском соборе. Епископ Иннокентий поручил ему все дело проповеди, сказав словами апостола Павла: «Ваше дело не крестити, но благовестити». «Он глубоко понимал, что говорил, и слово его было почти пророческим… моим призванием от Бога была именно проповедь и исповедание имени Христова. За долгое время своего священства я почти никаких треб не совершал, даже ни разу не крестил полным чином». Кроме проповеди за богослужением, о. Валентин каждый воскресный день после вечерни проводил беседы на богословские темы, привлекавшие в собор много слушателей. Целый цикл бесед был посвящен критике материализма. Не имея духовного образования, молодой священник спешно изучал богословие по книгам и очень скоро составил себе порядочную библиотеку.
Святейший Патриарх Тихон, узнав о том, что профессор Войно-Ясенецкий стал священником, благословил его продолжать заниматься хирургией, и он по-прежнему «широко оперировал каждый день и даже по ночам в больнице и не мог не обрабатывать своих наблюдений научно». Многие из его исследований легли в основу книги «Очерки гнойной хирургии», которую он продолжал писать в годы своего священства. В октябре 1922 года священник-хирург выступил с четырьмя большими докладами на первом научном съезде врачей Туркестана и активно участвовал в прениях. Помимо всего этого, о. Валентин находил время, чтобы писать иконы для храма. Оставался он и на должности главного врача городской больницы.
Летом 1921 года ташкентская ЧК решила устроить показательный суд над врачами, якобы занимавшимися вредительством. В качестве эксперта был вызван профессор Войно-Ясенецкий. Его ответы привели чекистов в бешенство, и ему стали задавать вопросы, уже не связанные с «делом врачей»:
— Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?
— Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?
— Как это вы верите в Бога? Разве вы Его видели, своего Бога?
— Бога я действительно не видел, но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил.
Задуманный спектакль с треском провалился, и освобожденные вскоре врачи говорили, что от расстрела их спасло только выступление знаменитого хирурга.
Даже неверующие коллеги уважали профессора-священника за его нравственные качества. Медсестра ташкентской больницы вспоминала: «В делах, требовавших нравственного решения, Валентин Феликсович вел себя так, будто вокруг никого не было. Он всегда стоял перед своей совестью один. И суд, которым он судил себя, был строже любого трибунала».
Вскоре после того, как о. Валентина назначили настоятелем собора и возвели в сан протоиерея епископ Уфимский Андрей (князь Ухтомский) тайно постриг его в монашество. «Он… хотел дать мне имя целителя Пантелеимона, но когда побывал на литургии, совершенной мною, и услышал мою проповедь, то нашел, что мне гораздо более подходит имя апостола-евангелиста, врача и иконописца Луки». София Сергеевна со слезами умоляла о. Валентина ради детей не становиться монахом, но он остался непреклонным.
31 мая 1923 года о. Валентин рукоположен в сан епископа. Первая архиерейская служба епископа Луки состоялась в воскресенье, в день памяти святых равноапостольных Константина и Елены. Через неделю он был арестован и выслан в Восточную Сибирь. ГПУ решило как можно скорее выслать его за пределы Туркестана. Владыку обвинили в участии в казачьем заговоре и связях с англичанами. «Чекисты утверждали, что и на Кавказе, и на Урале я действовал одновременно. Все мои попытки объяснить им, что для одного человека это физически невозможно, ни к чему не приводили».
Между 1923 и 1943 годами владыка Лука около двенадцати лет провел в ссылках и тюрьмах (Енисейск, Туруханск, Красноярск, Архангельск, деревня Б. Мурта Красноярского края).
Тяжелые лишения в ссылках и тюрьмах, холодный климат подорвали здоровье святителя. В тюрьме он впервые заметил у себя признаки миокардита, который впоследствии причинял ему немало страданий.
В ссылках он продолжал делать операции и совершать богослужения. Он был бодр духом и писал детям, чтобы о нем не беспокоились — он радостен, спокоен и не испытывает никаких нужд.
В операционной у епископа Луки стояла икона с теплившейся перед ней лампадой. Рассказывали, что перед операцией он всегда молился перед иконой и ставил йодом крест на теле больного. Пациенты просили у него благословения, и он никому не отказывал.
Владыка много оперировал, а также вел большой прием у себя на дому. На каждую операцию с участием владыки Луки полагалось получать разрешение, которое давали неохотно — растущая популярность ссыльного епископа сильно раздражала местное начальство. Фельдшеры, катастрофически терявшие заработок, стали жаловаться властям на «попа», который производит «безответственные» операции. Однажды его вызвали в ГПУ. Едва он, как всегда в рясе и с крестом, переступил порог, чекист закричал:
— Кто это вам позволил заниматься практикой?
— Я не занимаюсь практикой в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Я не беру денег у больных. А отказать больным, уж извините, не имею права.
К владыке несколько раз подсылали «разведчиков», но скоро убедились, что лечит он действительно безвозмездно. Благодарным пациентам он обычно говорил: «Это Бог вас исцелил моими руками. Молитесь Ему». Вскоре на медицинскую деятельность епископа Луки стали смотреть более снисходительно.
Находясь в ссылках и тюрьмах, он продолжает медицинские исследования. В тюрьме святитель закончил первый выпуск своих «Очерков гнойной хирургии» — начальник тюремного отделения разрешил ему по вечерам работать в своем кабинете. В 1934 году книга вышла в свет. На заглавном листе рукописи было написано: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии».
Находясь в ссылках, святитель болел сердцем о детях, особенно о старшем сыне и много разговаривал с ним в письмах. Однако любовь к Богу владыка всегда ставил выше любви к собственным детям. Младшему сыну он говорил: «Служитель Бога не может ни перед чем остановиться в своей высокой службе, даже перед тем, чтобы оставить своих детей».
Вернувшись в Ташкент, он увидел, что благодаря стараниям Софии Сергеевны дети благополучны. По воскресеньям и праздникам владыка служил в Сергиевской церкви, а на дому принимал больных — их число достигало четырехсот в месяц. При этом владыка не только лечил, но и оказывал материальную помощь неимущим пациентам. Жители Ташкента, в том числе узбеки, очень почитали святителя Христова и часто обращались к нему за разрешением семейных и бытовых конфликтов.
Вскоре владыку направили в Ленинград, где ему самому была сделана операция. С тех пор тяжелый период в жизни епископа-хирурга. До сих пор в нем мирно сосуществовали два образа служения ближнему: врачевство духовное и телесное. И пример евангелиста Луки, апостола и врача, и благословение Патриарха Тихона были тому подтверждением. Но истосковавшемуся в ссылке по настоящей работе профессору хотелось основать Институт гнойной хирургии, чтобы передать громадный врачебный опыт, накопленный тяжким трудом. А время шло, здоровье слабело… «Я в письме или на словах через монахиню Софию (Муравьеву) обратился к схиархиепископу Антонию (Абашидзе) с просьбой высказать свое мнение по поводу имевшихся у меня угрызений совести вследствие оставления церковного служения и возвращения к хирургии. Он ответил мне в письме на имя священника Сергия Александрова — успокоительно». Однако впоследствии, размышляя о своей жизни, исповедник Христов называл путь, по которому пошел в то время, греховным, а началом этого пути и Божиих наказаний за него считал свое прошение об увольнении на покой в 1927 году.
Ему удалось устроиться в небольшую больницу в Андижане. «Там я тоже чувствовал, что благодать Божия оставила меня. Мои операции бывали неудачны. Я выступал в неподходящей для епископа роли лектора о злокачественных образованиях и скоро был тяжело наказан Богом». Владыка заболел редкой тропической болезнью, сопровождавшейся отслойкой сетчатки глаза. Оперировали его в Москве, дважды, так как первая операция была неудачной. Не закончив лечение, он поспешил в Ленинград — поезд, которым ехал его сын Михаил, потерпел крушение, и сын находился в больнице. Недолеченный глаз погиб окончательно.
В последующие годы святитель жил в Ташкенте, где заведовал отделением гнойной хирургии при городской больнице. «Работа приводила к очень важным научным открытиям, и собранные в гнойном отделении наблюдения составили впоследствии важнейшую основу для написания моей книги "Очерки гнойной хирургии". В своих покаянных молитвах я усердно просил у Бога прощения за это двухлетнее продолжение работы по хирургии, но однажды моя молитва была остановлена голосом из неземного мира: "В этом не кайся!" И я понял, что мои "Очерки гнойной хирургии" были угодны Богу, ибо в огромной степени увеличили силу и значение моего исповедания имени Христова в разгар антирелигиозной пропаганды».
Монография святителя стала настольной книгой врачей. До эпохи антибиотиков, когда не было другой возможности бороться с гноем, кроме хирургической, любой молодой хирург, имея эту книгу, мог осуществлять операции в тяжелых условиях провинциальной больницы. Даже не зная, что книга написана епископом, нельзя не заметить, что ее писал человек, с большой любовью относящийся к больным. В ней есть такие строки: «Приступая к операции, надо иметь в виду не только брюшную полость, а всего больного человека, который, к сожалению, так часто у врачей именуется "случаем". Человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и в переносном смысле. Поэтому не только выполните весьма важную задачу подкрепить сердце камфарой или дигаленом, но позаботьтесь о том, чтобы избавить его от тяжелой психической травмы: вида операционного стола, разложенных инструментов, людей в белых халатах, масках, резиновых перчатках — усыпите его вне операционной. Позаботьтесь о согревании его во время операции, ибо это чрезвычайно важно».
Отношение к пациентам, по воспоминаниям коллег, у епископа-хирурга было идеальным. От врачей (с 1935 года он читал лекции в Ташкентском институте усовершенствования врачей) он требовал, чтобы они всегда делали все возможное, чтобы спасти больного, говорил, что они не имеют права даже думать о неудаче. Владыку всегда возмущали случаи непрофессионализма, невежества во врачебной работе, не терпел он и равнодушия к медицинскому долгу.
24 июля 1937 года его вновь арестовали. Были арестованы также архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Борис (Шипулин), архимандрит Валентин (Ляхоцкий), несколько священников кладбищенской церкви Ташкента, в том числе протоиерей Михаил Андреев и протодиакон Иван Середа. Все они обвинялись в создании «контрреволюционной церковно-монашеской организации», ставящей своей целью активную борьбу с советской властью, свержение существующего строя и возврат к капитализму, а также в шпионаже в пользу иностранной разведки. К этому не постеснялись добавить и обвинение владыки во «вредительстве» — убийстве больных на операционном столе.
Это было страшное время «ежовщины», когда активно применялись пытки и был изобретен допрос конвейером, шедший непрерывно много дней и ночей, причем следователи сменяли друг друга, а допрашиваемому не давали спать ни минуты. Конвейер сопровождался побоями и доводил подследственного до умопомрачения. Обычно в таком состоянии и подписывались необходимые показания.
Владыка начал голодовку протеста. «Несмотря на это, меня заставляли стоять в углу, но я скоро падал от истощения. У меня начались ярко выраженные зрительные и тактильные галлюцинации, сменявшие одна другую… От меня неуклонно требовали признания в шпионаже, но в ответ я только просил указать, в пользу какого государства я шпионил. На это ответить, конечно, не могли. Допрос конвейером продолжался тринадцать суток, и не раз меня водили под водопроводный кран, из которого обливали мою голову холодной водой». Мучения были столь велики, что епископ Лука решил перерезать себе височную артерию. «Меня пришлось бы отвезти в больницу или хирургическую клинику. Это вызвало бы большой скандал в Ташкенте». Однако сделать этого ему не удалось. Конвейер прекратили, так и не добившись, чтобы владыка назвал своих сообщников, тогда как почти все арестованные с ним священнослужители лжесвидетельствовали против него. Святителя волоком притащили в камеру.
Сокамерники относились к владыке уважительно, даже начальство его выделяло. Он был со всеми ровен и сдержан, никогда не вступал в споры и не жаловался, готов был любому оказать медицинскую помощь и поделиться хлебом. Некоторые заключенные, прежде чем идти на допрос, брали у него благословение (и опять начальство не смогло этому воспрепятствовать). Дважды в день святитель на коленях молился, и тогда в до отказа набитом людьми помещении все стихало, ссоры прекращались и даже мусульмане и неверующие начинали говорить шепотом. Во время раздачи пайки, когда атмосфера в камере накалялась до предела, епископ Лука обычно сидел в стороне, и всегда кто-нибудь протягивал ему ломоть хлеба. Когда в 1939 году разрешили передачи, он все до последнего раздавал сокамерникам.
Особое совещание присудило его к ссылке на три года в Красноярский край (подписавшие ложные обвинения священнослужители были приговорены к расстрелу, а один из них — к десяти годам лагерей). На этот раз святителя поселили в районном центре Большая Мурта в ста десяти километрах от Красноярска. Главному врачу районной больницы с трудом удалось добиться для знаменитого хирурга разрешения работать «за белье и питание». Зарплату ему выписывали за счет пустовавшей ставки то ли санитарки, то ли прачки. Владыка едва ходил от слабости, и жители Мурты считали его дряхлым стариком. Жил он очень бедно, в крохотной комнатушке возле кухни, недоедал. Как и других ссыльных, его притесняли, но сотрудники, особенно младший медперсонал, любили владыку. Он, как всегда, открыто говорил о своей вере: «Куда меня ни пошлют — везде Бог». Молиться владыка ходил в рощу, расположенную на окраине поселка.
Еще из тюрьмы он послал Ворошилову письмо с просьбой дать ему возможность закончить работу по гнойной хирургии. Неожиданно получив разрешение ехать в Томск для работы в библиотеке, святитель за два месяца успел перечитать всю новейшую литературу на немецком, французском и английском языках. В начале Великой Отечественной войны епископ Лука послал телеграмму Калинину с просьбой прервать ссылку и направить его для работы в госпиталь на фронте или в тылу. «По окончании войны, — писал он, — готов вернуться в ссылку». Ответ пришел незамедлительно — приказано было перевести его в Красноярск. Владыку назначили консультантом всех госпиталей края и главным хирургом эвакогоспиталя, но оставили на положении ссыльного — дважды в неделю он обязан был отмечаться в милиции. Жил он в сырой холодной комнате и постоянно голодал — на госпитальной кухне профессора кормить не полагалось, а отоваривать карточки ему было некогда. Санитарки тайком оставляли для него кашу. В одном из писем той поры он писал, что «полюбил страдание, так удивительно очищающее душу».
Святитель с головой погрузился в работу. Коллеги вспоминали: «На Войно-Ясенецкого смотрели мы с благоговением. Он многому научил нас. Остеомиелиты никто, кроме него, оперировать не мог, а гнойных ведь было — тьма! Он учил и на операциях, и на своих отличных лекциях». Разъезжая по госпиталям, он консультировал хирургов, осматривал раненых и самых тяжелых переводил в свой госпиталь. Ему удалось спасти многих больных, которых врачи считали безнадежными. Каждого раненого он помнил в лицо, знал его фамилию, держал в памяти все подробности операции и послеоперационного периода. «Для хирурга не должно быть "случая", — говорил он, — а только живой страдающий человек». Святитель очень сильно переживал смерть своих пациентов. Если не было другой возможности спасти больного, он шел на рискованные операции, несмотря на то, что это налагало на него громадную ответственность. Об умерших он молился и считал необходимым не скрывать от умирающих их положение, чтобы они могли умереть по-христиански. Раненые солдаты и офицеры очень любили профессора. Когда он делал утренний обход, все радостно его приветствовали.
У святителя остались светлые и радостные воспоминания о том времени, несмотря на тяжелейшие условия работы. С подобными беспорядками ему не приходилось сталкиваться ни в русско-японскую, ни в первую мировую войну: штат госпиталя был неумел и груб, врачи не знали основ хирургии, санитарное состояние было совершенно неудовлетворительным. К протестам владыки целый год никто не прислушивался, хотя речь шла буквально о преступлениях. Он писал сыну: «Я дошел до очень большой раздражительности и на днях перенес столь тяжкий приступ гнева, что пришлось принять дозу брома, вспрыснуть камфару, возникла судорожная отдышка». Случалось, профессор выгонял нерадивых помощников из операционной, на него жаловались, возникали разбирательства, госпиталь посещали многочисленные проверочные комиссии. Все это крайне плохо отражалось на здоровье святителя. Во время операции ему все чаще приходилось опускаться на стул — не держали ноги. Трудно было подниматься по госпитальным лестницам. Сдавали нервы. Особенно тяжкой скорбью была невозможность бывать в храме — последнюю церковь в Красноярске закрыли пред войной.
С весны 1942 года отношение к владыке заметно улучшилось. Его стали кормить на общей кухне, заботиться об условиях его работы. Приезжавший в госпиталь с инспекторской проверкой профессор Приоров отмечал, что нигде он не видел таких блестящих результатов лечения инфекционных ранений суставов. Деятельность святителя была отмечена грамотой и благодарностью Военного совета Сибирского военного округа. «Почет мне большой, — писал он в то время, — когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают». По окончании войны епископ Лука был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».
Срок ссылки закончился в середине 1942 года, но владыка продолжал работу в красноярском госпитале. «Священный Синод при Местоблюстителе Патриаршего престола митрополите Сергии приравнял мое лечение раненых к доблестному архиерейскому служению и возвел меня в сан архиепископа». Осенью святитель был назначен на Красноярскую кафедру. Состояние епархии было ужасным. К 1940 году оставалась незакрытой только одна церковь в Новосибирске. В марте 1943 года после усиленных хлопот владыка добился открытия маленького кладбищенского храма в слободе Николаевка под Красноярском. В нем могло поместиться всего сорок-пятьдесят человек, а на богослужения приходило двести-триста. «В алтарь так же трудно пройти, как на Пасху», — писал архиепископ Лука. От города до церкви было пять-семь километров с большим подъемом в гору. Почти год святитель ходил туда пешком и так переутомлялся, что в понедельник даже не мог работать в госпитале. Однажды на полдороге он завяз в грязи и упал, так что пришлось вернуться домой. Но несмотря на трудности, он очень радовался открытию храма: «Первое богослужение… сразу же очень улучшило мое нервное состояние, а неврастения была столь тяжелая, что невропатологи назначили мне полный отдых на две недели. Я его не начал и уверен, что обойдусь без него».
Из многих сел, районных центров и городов на имя архиерея поступали прошения об открытии церквей. Владыка направлял их в соответствующие органы, но оттуда приходил один и тот же ответ: «Ходатайства посланы в Москву, и по получении ответов вам будет сообщено». В эти годы между владыкой Лукой и Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием завязалась обширная переписка по основным вопросам современной церковной жизни. Архиепископ Лука принимал участие и в деятельности Поместного Собора 8 сентября 1943 года, на котором митрополит Сергий был избран Патриархом, а его самого избрали постоянным членом Священного Синода. Однако по занятости и нездоровью он был освобожден от обязательного посещения его ежемесячных заседаний.
В письмах этого времени святитель с грустью сообщал о переутомлении и неврозах. Работа в госпитале давалась уже с неимоверными усилиями, однако оставить ее он не мог: «Требуют, чтобы я не ходил в церковь, если не буду работать в больнице». «Я подлинно и глубоко отрекся от мира, — писал он сыну Михаилу, — и от врачебной славы, которая, конечно, могла бы быть очень велика, что теперь для меня ничего не стоит. А в служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера. Однако и врачебной, и научной работы я не намерен оставлять».
В конце 1943 года было опубликовано второе издание «Очерков гнойной хирургии», переработанное и значительно дополненное, а в 1944 году вышла книга «Поздние резекции инфицированных огнестрельных ранений суставов». Академик И. А. Кассирский писал, что эти труды будут перечитываться и через пятьдесят лет. Святитель получил за них Сталинскую премию I степени, из двухсот тысяч рублей которой сто тридцать тысяч перечислил в помощь пострадавшим в войну детям.
В 1945–1947 годах он работал над сочинением «Дух, душа, тело», которое, по замыслу автора, должно было послужить религиозному просвещению отпавших от веры, а также составил чин покаяния для тех, кто примкнул к обновленцам. В феврале 1945 года Патриарх Алексий I наградил владыку Луку правом ношения на клобуке бриллиантового креста.
К 1946 году в Тамбовской епархии, куда был переведен владыко, было открыто двадцать четыре прихода. Благодарные жители Тамбова впоследствии назвали именем любимого архипастыря Вторую городскую больницу, устроили при ней музей и в 1994 году установили памятник архиепископу Луке.
В мае 1946 года его перевели на Крымскую и Симферопольскую кафедру. «Как ни плакала моя тамбовская паства, как ни просила Патриархию оставить меня, я должен был ехать в Симферополь. Это было несомненно по воле Божией, ибо здесь я очень нужен. Мне приходится устраивать разоренную епархию». По приезде на место своего нового служения святитель не пошел к уполномоченному по делам религии, а прислал секретаря с сообщением о своем вступлении на кафедру. Уполномоченного это взбесило, и он потребовал личной явки архиерея. Владыка приехал, и между ними состоялся тяжелый разговор; тем не менее архипастырь настоял, в частности, на том, чтобы его называли не по имени и отчеству, а как положено: «Владыка» или «Ваше Преосвященство».
Поселился архиепископ на втором этаже старого, давно не ремонтированного дома. Здесь же располагалась епархиальная канцелярия, и жило несколько семей. В доме были клопы, у единственного водопроводного крана выстраивалась очередь. Владыка многим помогал: на архиерейской кухне готовился обед на пятнадцать-двадцать человек. «Приходило много голодных детей, одиноких старых женщин, бедняков, лишенных средств к существованию, — вспоминала племянница святителя. — Я каждый день варила большой котел, и его выгребали до дна. Вечером дядя спрашивал: "Сколько сегодня было за столом? Ты всех накормила? Всем хватило?" Сам он питался очень просто. Одевался тоже более чем скромно — всегда ходил в чиненых рясах с прорванными локтями. Всякий раз, когда племянница предлагала сшить новую одежду, он говорил: Латай, латай, Вера, бедных много». Секретарь епархии вел списки нуждающихся, и в конце каждого месяца по этим спискам рассылались тридцать-сорок почтовых переводов.
Святитель призывал постоянно возвещать слово Божие: «Если священник главным делом жизни своей поставил насыщение ума и сердца своего учением Христовым, то от избытка сердца заговорят уста. И не обязательно проповедь должна быть витиеватой. Дух Святой, живущий в сердце священника, как в Своем храме, Сам проповедует его смиренными устами». Архиепископ настаивал, чтобы с крещаемыми подростками и взрослыми обязательно проводились огласительные беседы. Сам он проповедовал не только в воскресные и праздничные дни, но и в будни и открыто и безбоязненно высказывался по актуальным вопросам современной жизни. В Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР стали поступать доносы от крымских чиновников — они требовали запретить архиепископу проповедовать и даже подвергнуть его изоляции. Архиепископу Луке пришлось пообещать Его Святейшеству постепенно отменить свои проповеди в будние дни, а по воскресеньям и праздникам ограничиться толкованием Священного Писания.
За 38 лет своего священнического и архиерейского служения владыка произнес около 1250 проповедей, из которых 750 записаны и составляют 12 толстых машинописных томов. Совет Московской Духовной Академии назвал их «исключительным явлением в современной церковно-богословской жизни» и «сокровищницей изъяснения Священного Писания», а святителя Луку избрал почетным членом Академии.
С 1946 года он был консультантом госпиталя в Симферополе, помогал госпиталю инвалидов Великой Отечественной войны. До конца 1947 года читал доклады, лекции врачам, оперировал больных и раненых. Но вскоре ему запретили выступать перед аудиторией в архиерейском одеянии, и владыка совсем покинул Хирургическое общество. Он продолжал врачебную практику у себя дома. На дверях его было вывешено объявление, что хозяин этой квартиры, профессор медицины, ведет бесплатный прием ежедневно, кроме праздничных и предпраздничных дней. К нему стекалось большое количество больных, которых врачи признавали безнадежными, и многие из них потом с благодарностью вспоминали своего исцелителя.
Святитель безошибочно диагностировал болезнь — его опытность во многих случаях граничила с прозорливостью. Описаны многочисленные случаи, когда он безошибочно ставил диагноз больному, оставшемуся диагностической загадкой для самых опытных специалистов. При этом, он нередко даже не видел результатов обследования…
Будни старца архиепископа были уплотнены до предела. День начинался в семь утра. С восьми до одиннадцати владыка служил литургию, за завтраком секретарь читала ему по две главы из Ветхого и Нового Завета. Потом начинались епархиальные дела: почта, прием духовенства, назначения и перемещения, претензии властей. Архиепископ всегда требовал четких и ясных ответов, решения принимал незамедлительно и твердо. До обеда продолжалось чтение прессы и книг, после обеда — краткий отдых. С четырех до пяти владыка принимал больных, а потом немного гулял по бульвару, рассказывал внучатым племянникам главы из Священной истории. Перед сном опять работа — проповеди, письма, хирургические атласы — до 11 часов. В праздники он был занят еще больше.
Когда началась новая волна гонений на Церковь, святитель Лука писал сыну:
«Церковные дела становятся все тяжелее и тяжелее, закрываются церкви одна за другой, священников не хватает, и число их все уменьшается». «Церковные дела мучительны. Наш уполномоченный, злой враг Христовой Церкви, все больше и больше присваивает себе мои архиерейские права и вмешивается во внутрицерковные дела. Он вконец измучил меня».
В последние годы жизни владыка стал сильно уставать от служб, проповедей, епархиальных дел. К его болезням прибавился новый недуг: единственный глаз стал видеть все хуже и хуже, и в 1955 году святитель полностью ослеп. «Я принял как Божию волю быть мне слепым до смерти, и принял спокойно, даже с благодарностью Богу».
Владыка до смерти продолжал свое служение, с тщательностью вникал во все епархиальные дела, служил без посторонней помощи, на память читая молитвы и Евангелие. Современники вспоминали, что, видя его, нельзя было и подумать, что он слеп. По квартире он тоже передвигался сам, брал нужные вещи, отыскивал книги. К нему даже приводили больных, и он точно ставил диагноз. Известны многочисленные случаи исцелений по его молитве.
Последнюю свою литургию святитель отслужил на Рождество, последнюю проповедь произнес в Прощеное воскресенье. «Не роптал, не жаловался, — вспоминала его секретарь. — Распоряжений не давал. Ушел от нас утром, без четверти семь. Подышал немного напряженно, потом вздохнул два раза и еще едва заметно — и все".
Святитель Лука преставился 11 июня 1961 года, на праздник всех святых, в земле Российской просиявших. "Панихиды следовали одна за другой, дом до отказа наполнился народом, люди заполнили весь двор, внизу стояла громадная очередь. Первую ночь владыка лежал дома, вторую — в Благовещенской церкви при епархии, а третью — в соборе. Все время звучало Евангелие, прерывавшееся панихидами, сменяли друг друга священники, а люди все шли и шли непрерывной вереницей поклониться владыке… Были люди из разных районов, были приехавшие из далеких мест: из Мелитополя, Геническа, Скадовска, Херсона. Поток стихал лишь часа в четыре ночи, а затем возобновлялся: одни люди сменялись другими, лились тихие слезы о том, что нет теперь молитвенника, что "ушел наш святой".
На погребение прибыл архиепископ Тамбовский Михаил (Чуб), который совершил отпевание при огромном стечении народа и в присутствии почти всего крымского духовенства … до самого кладбища посыпали путь розами. И до самого кладбища неустанно звучало над толпой белых платочков: "Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный, помилуй нас". Что ни говорили этой толпе, как ни пытались заставить ее замолчать, ответ был один: "Мы хороним нашего архиепископа".
Все дети профессора Войно-Ясенецкого пошли по его стопам и стали медиками: Михаил и Валентин стали докторами медицинских наук; Алексей — доктор биологических наук; Елена — врачом-эпидемиологом. Внуки и правнуки знаменитого хирурга пошли по тому же пути.
На его могиле во множестве происходили чудеса и исцеления болящих. 22 ноября 1995 года архиепископ Симферопольский и Крымский Лука определением Синода Украинской Православной Церкви причислен к лику местночтимых святых. Канонизирован как местночтимый святой Красноярской епархией РПЦ. В марте 1996 года состоялось обретение святых мощей архиепископа Луки, которые в настоящее время почивают в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя, а 24 -25 мая состоялось торжество его прославления.
Архиепископ Лука канонизирован Архиерейским Собором Русской православной церкви в сонме новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания в 2000 году; день памяти — 29 мая по юлианскому календарю (11 июня по новому стилю).
Литература
- Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) «Я полюбил страдание…» Автобиография. – М.: Издательство имени святителя Игнатия Ставропольского, 1999.
- Протодиакон Василий Марущак. Святитель-хирург. Житие архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого). М.: Даниловский благовестник, 1997.
Comments
Post a Comment